больше клипаков

А это вы видели?

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

очень фандомное

Наткнулся на забавный ряд видеоработ по модао, автор которых под ником Сяо Самаэль весьма метко попал в паре мест в мои личные ассоциативные линии и музыкальные кинки, запавшие в душу с юности.

.

"покатились глаза по бледной коже, у меня есть ножик"
"из рваных клочков, жёваных красных обрывков, я соберу свои губы"
Любопытная цитата из "Интервью с вампиром", где Клодия Сюэ Ян спрашивает Луи Яо, где закопать Лестата Не Минцзюэ.
Генерал в кожаном пальто шикарен)
И где только автор видео нашёл такую совпадающую с событиями в жизни Яо песню? - "муж сестры родной и братоубийца"...
Ну и юмора много - альтернативное видение дарк Баошань - "Мне мама в детстве выколола глазки", история, как Усянь любил Фею, наряд какого-то ланьского омона, выехавший за Сюэ Яном

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

Глупая, глупая, - отблеском, дымкой, неверием, - разве так можно не слышать, когда говоришь?
Сколько раз я останавливал себя, чтобы не начать рассказывать тебе о некромантах на кухне, об огрызках снега за окном, о том, какое интересное словосочетание попалось мне на этот раз.
Я сказал тебе "мне очень нужно, чтобы кто-то побыл сейчас со мной".
А ты растаяла, потому что я слишком долго одеваюсь и говорю что-то не то. Не то чтобы я слышал, что говорю. Я на мгновение поверил, что с тобой могу быть достаточно свободным, чтобы не выверять слова. Хотя бы иногда, хотя бы тогда, когда почему-то трогает экзистенциальное отчаянье.
Растаяла обиженно, как будто в самом деле приняла на свой счёт мою тоску. Как будто действительно подумала, что этим "кем-то" мог бы быть кто угодно.
Я только сегодня понял, что ключевая деталь твоей обиды... как там? Быть способом?
Все мы даём друг другу то, что можем. Иногда нужно просто уметь взять. А порой в самом деле невозможно заставить кого-то увидеть.
Я принимаю твоё непостоянство.
Я хочу быть твоей константой.
Я отдал тебе так много откровенности, как никому прежде.
Бери.

---

Минцзюэ не любит трусов,
Пьющих не любит Лань Чжань.
Не имеющих тонкого вкуса
Презирает Не Хуайсан.
Цзысюнь порицает тощих,
Цижэнь - слишком громкий смех.
С Сюэ Яном всё как-то проще:
Сюэ Ян ненавидит всех. (с)

@темы: не мои стихи, Mo Dao Zu Shi

---

Совершенно шикарное видео.
Огненный Цзян Чэн - он тут вообще лучше всех получился.
Думал о том, что всё-таки нравится мне генерал из сериала. И мимика в кадрах у него замечательная, особенно на "тарелку и в парк, медленно вдумчиво ешь".
С Сюэ Яном так кадры хорошо подобрали, как в дубляже, артикуляция часто совпадает.
Особое внимание на:
"А без меня никак"
"И не влетели в окно"
"Ну сколько можно гулять"
Ну и этот взгляд на "дальше всё делаю я")

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

а сегодня немного некрофилии

Чтобы правильно любить девушку, лучше её сначала убить

Проснувшись после полудня, Сюэ Ян попробовал подняться на ноги, но слабость не дала ему этого сделать. Пока он дожидался, когда слуги притащат ему что-нибудь съестное, он заметил вдали у леса чей-то силуэт. Приглядевшись получше, он понял, что находившийся неподалёку человек не обладает духовной силой. Скорее всего, это была жительница какой-то из окрестных деревушек или городка, вокруг которого они теснились, забредшая слишком далеко от дома в поисках трав или ягод. Никто не удивится, если она не вернётся. Сюэ Ян улыбнулся. Один из его мертвецов погнал женщину прямо к отдыхающему заклинателю. Она быстро забыла, что нужно кричать, и улепётывала со всех ног. Когда она оказалась достаточно близко, Сюэ Ян лёгким движением выпустил из ножен меч, который пронзил мертвецу грудь, и тот неуклюже повалился на землю. Тяжело дышавшая женщина ошарашенно переводила взгляд со страшной твари на своего спасителя ещё несколько минут, после чего, наконец, решилась заговорить.
- Спасибо, даоцзан, - сказала она дрожащим голосом.
Сюэ Ян ослепительно улыбнулся, надевая маску скромной доброжелательности. К его большой удаче, новая знакомая как раз собирала в лесу травы, чтобы отнести их деревенской знахарке, и у неё нашлось, что предложить ему, чтобы помочь обработать рану, и к тому же, она с радостью разделила со своим спасителем остатки взятых с собой съестных припасов. Приятно проведя время в компании женщины, благодарно позаботившейся о нём, Сюэ Ян к вечеру с облегчением почувствовал,что его тело справилось с заразившим его ядом. Он уже чувствовал себя значительно лучше. Оставалось только ускорить заживление мышц, и в этом сельская жительница тоже вполне могла ему помочь. Она уютно суетилась у костра, когда меч аккуратно вошёл в её спину под левой лопаткой, мгновенно остановив сердце. Направив пламя костра вычертить несколько линий на траве, Сюэ Ян окружил их старательно прорисованным магическим полем, поместил в нужные точки узора несколько амулетов и наполнил их тьмой. Жизненная сила, ещё теплившаяся в теле только что умершей женщины, потекла в него, заставляя порозоветь его щёки и разгоняя кровь по телу. Допив отнятую им жизнь, некромант зацепил тёмной нитью бездвижное тело и ещё не успевшую покинуть его душу и тихо сказал ей:
- Вставай.
Она поднялась, борясь с уже охватившим её мышцы трупным окоченением, подошла к нему и опустилась перед ним на колени, ожидая дальнейших приказов.
Сюэ Ян, разомлевший от своего длительного бездействия и возбуждённый быстро текущей по его жилам кровью, посмотрел на неё почти с нежностью во взгляде. Мёртвые женщины были удивительно послушными и куда более сговорчивыми, чем живые.
Некромант отдал мысленный приказ, и женщина неуклюже развязала халат, а затем избавилась от нижних одежд, открывая перед ним обескровленную бледную кожу. Её руки, ведомые ниточками контроля, принялись массировать и разминать плохо слушавшиеся её мышцы, пытаясь сделать их подвижнее в угоду своему хозяину. Когда она склонилась над ним, он ласково провёл пальцами по тёмным линиям, проступавшим на её лице, шее и груди, заглянул в немигающие глаза, а затем положил руки на её холодные бёдра и притянул к себе, насаживая её на член, раздвигая её сжавшуюся в момент смерти безжизненную плоть. Она обвила его шею холодными руками и, по-прежнему ведомая его желаниями, принялась двигаться, впуская его до самой глубины, не обращая внимания на повреждения мёртвых тканей, на разрывы, появляющиеся внутри её тела, из которых слегка сочилась, пачкая его, мёртвая кровь. Он подтолкнул её двигаться яростнее, заставил сжать омертвевшие мышцы влагалища,чтобы доставить ему больше удовольствия, отпустил её бедра и откинулся на спину, направляя её только силой мысли. Мёртвая женщина, подчиняясь захватившей её тьме, улавливала малейшие желания и прилагала все усилия, чтобы их исполнять,насколько ей это позволяло недостаточно хорошо управляемое тело. Смазанная сочившимся из его члена соком, она высоко приподнимала бёдра, почти выпуская его из себя, а потом снова насаживалась на него, охватывая его собой до основания, невзирая на то, как это повреждает её мёртвую плоть. Сюэ Ян кончил в неё, глядя в затянутое облаками небо, и подумал о том, что больше всего, находясь в плену, он скучал по своим мёртвым.

ссылка на фанфик

ficbook.net/readfic/8980511/23133337#part_conte...

@темы: творчество, Mo Dao Zu Shi

---

больше океана

Я всегда опасался, что этот дневник превратится в унылый дыбр, где я буду говорить о том, что ничего не значит и что не является мной.
Я никогда не испытывал опасений, что затоплю его чем-то фандомным, потому что это казалось мне невозможным.
Нелепо заражаться увлечениями, свойственными юности, на старости лет.
Нелепо, прекрасно и живо.

Немного свежих пыток

- Чтобы сделать из него лютого мертвеца, он должен быть мёртв, - констатировал некромант.
- Палец можешь отрубить, пока он ещё жив, но язык оставь, - сказал Цзао Ваньцинь.
Сюэ Ян скривился в гримасе недовольства.
- А помучить хотя бы можно? - уточнил он.
- Очень аккуратно, так, чтобы он не получил никаких невосполнимых увечий до смерти и мог свободно двигаться.
- Большая часть внутренних органов ему при этом совершенно ни к чему, - улыбнулся Сюэ Ян и облизнул губы. - Можешь подержать его, чтобы не умер слишком быстро?
Цзао Ваньцинь кивнул, и они шагнули в камеру.
- Я расскажу, - умоляюще взглянул на них пленник. - Я всё расскажу, что вы хотите знать.
"Убейте меня, - кричали его глаза. - Убейте прямо сейчас". Взгляд Сюэ Яна отвечал, смеясь, что не стоит надеяться на лёгкую смерть. Цзао Ваньцинь установил поддерживающую сеть, которая не мешала чувствовать оттенки боли, но давала возможность контролировать жизненную энергию пленника, чтобы не отпускать его за грань смерти. Сюэ Ян достал нож, с вожделением посмотрел на шею заключённого и его губы, а потом, будто вспомнив о чём-то, погрустнел. Он прочертил ножом линию от точки, где сходились ключицы, до самого пупка, запуская нож не слишком глубоко, распаривая кожу и мышцы нарочито медленным и неловким движением. Пленник закричал пронзительно и остро. Кончиком ножа нащупав расходящиеся рёбра, некромант впустил лезвие глубже, и давил на него всё сильнее, глядя, как наливаются болью глаза, норовящие вылезти из орбит.
- Тише, - посоветовал Цзао Ваньцинь, напряжённо латая наиболее опасные раны. - Ты лёгкое задел. И он скоро сорвёт связки.
В глазах Сюэ Яна танцевало тёмное пламя.
Он вытащил нож и проткнутого лёгкого и принялся старательно вычерчивать кровавые линии под каждым из рёбер узника, не позволяя себе больше давить слишком сильно. Запах льющейся из порезов крови пьянил. Он поводил по животу пленника кончиком лезвия, прицеливаясь, а затем воткнул его по самую рукоять в левый бок и выдернул назад, заставляя фонтан крови брызнуть к ногам истошно вопящего заклинателя. Цзао Ваньцинь, подпитывая того поддерживающей сетью, коснулся несчастного, останавливая кровотечение. Сюэ Ян придирчиво осмотрел свою сегодняшнюю игрушку и, забывшись, хотел рассечь мышцы у него на бедре, но древний заклинатель, отследив его движение, остановил его занесённую уже руку.
- Мышцы не трогай, - сказал он. - Они ему понадобятся.
Сюэ Ян разочарованно полоснул ножом по паху заключённого, отсекая ему одно из яичек. Тот закричал так, что у его собрата по камере, лишённого на время возможности двигаться, заложило уши, и потерял сознание от боли. Сюэ Ян с силой хлестанул его ладонью по щеке, но это не помогло, тогда Цзао Ваньцинь направленным приложением духовной силы послал импульс, возвращающий несчастному сознание. Сюэ Ян аккуратно, под аккомпанемент новых воплей, переходящих в хрипы, отсёк кусок ягодицы, с плеском шлёпнувшийся в липкую кровь, растекавшуюся по полу.
- Он еле держится, - прокомментировал Цзао Ваньцинь. - Скоро придётся закончить.
Сюэ Ян с сожалением осмотрел пленника, а потом почти нежно взял того за руку и точным быстрым движением отсёк ему мизинец. Следующий удар ножа поразил его сердце, заставив остановиться, и Цзао Ваньцинь вздохнул с облегчением, отпуская поддерживающую сеть.
- Хорошо держишь, - похвалил Сюэ Ян. - У меня они никогда не выживали столь долго.
Направив тёмную энергию, заполнявшую всё вокруг, он коснулся только что убитого, и тот тяжело поднялся, поскальзываясь в лужах крови, вытекшей из его тела, когда оно ещё было живым.

для тех, кто хочет больше

ссылка на фанфик

ficbook.net/readfic/8980511/23082931#part_conte...

@темы: творчество, Mo Dao Zu Shi

---

Руки мои красны — по самый локоть, жажда убить пройдёт, оставит копоть,
страх и усталость в костяшках сбитых пальцев.
Эй, основатель, скажи,
ещё пытаться.
Просто быть добрым, трудно — спрятать зверя, тёплым улыбкам чуть-чуть проще верить.
В городе — темень, вам это не поможет.
Пусть я без жалости, но вы, мастер, тоже.
Разные цели дороги наши скрестят.
Если купаться в крови —
давайте вместе. (c) Иляно

@темы: не мои стихи, Mo Dao Zu Shi

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Скорбь океана

отрывок фанфика по Модао, осторожно, это больно

Кровь кипела, застилая горизонт алым. Алый горизонт на белом облачным небе, подобный крови, проступающей на белоснежных полосках бинтов. Водопад серебристых звёзд рассеял насыщенно-красное марево, призрачным инеем покрывая новую резаную рану. Тонкая полоска отсечённой плоти упала на землю, и казалось, будто от неё тоже отлетел сноп серебряных искр. Где-то за пределами восприятия, вечность спустя, послышался звук, раздражающе назойливый.
- Что ты кричишь? Я же только начал. Что, не можешь ответить?
Ошмёток кровавой плоти, вынутый изо рта Чан Пина, скукожился и уже начал темнеть, затмеваемый куда более яркими свежими частичками его тела. Этот язык, взывавший к благородным сердцам о помощи, не достоин пополнить его коллекцию.
Сюэ Ян не видел сейчас обнажённого мужчину, цепко привязанному к деревянному столбу прочными струнами неразрываемой верёвки. Он не видел крови, струящейся из порезов над глазами, и заливающей лицо жертвы, не слышал звука падающих капель, разбивавшихся о землю. Он видел белое небо и насыщенный, чистый, алый горизонт своей боли, готовой обратиться терпением. Он видел, как складываются в обезоруживающе обаятельную улыбку знакомые губы, как ободряюще рука касается его руки, а затем срывался в пропасть и смотрел на то, как он сам распят на столбе, а выскальзывающий из объятий морозных узоров лёгкий и меткий клинок, как масло, иссекает его плоть.
Он оттянул левый сосок жертвы, проверяя эластичность кожи, заставляя её растягиваться до тех пор, пока горошинка плоти не начнёт выскальзывать из цепкой хватки пальцев. Уцепившись покрепче, Сюэ Ян сделал точное и аккуратное движение и тут же выпустил из рук, почти брезгливо, оставшийся у него в руках безжизненный бледнеющий ошмёток. Невнятный крик жертвы запаздывал, и между выверенным движением лезвия и этим звуком разверзлась бездна. Бездна чёрного одиночества, абсолютно лишённого красок, посреди которой парит одна-единственная снежинка. Сюэ Ян бросается ей наперерез, выхватывает её прозрачный и хрупкий силуэт из давящей пустоты, и тотчас же её совершенный узор трескается, расплывается, тает на его ладони.
На последней ноте крика несчастного Шуан Хуа снова взлетел и нанёс несколько ударов, как нож мясника, готовящего вырезку, стругая мясо на груди Чан Пина. После отрезания правой части груди глава клана Чан смолк. Сюэ Ян не обратил на это никакого внимания, опускаясь на колени, невольно повторяя движение Сяо Синчэня, разрываемого на части открывшейся ему страшной правдой. Тишина упала на опустевший дворик, разломилась и выгнула спину, как готовящаяся к прыжку кошка.
Придя в себя, Сюэ Ян обнаружил, что жертва не шевелится.
- Проснись, я ещё с тобой не закончил! - закричал он и хлестанул Чан Пина ладонью по щеке.
Через несколько звонких, окончательно загоняющих тишину в угол ударов, Сюэ Ян удовлетворённо усмехнулся, видя, что залитые кровавым дождём веки связанного шевельнулись.
Меч снова ожил, отсекая обречённому левую кисть.
- Зачем тебе понадобилось просить у него справедливости? Зачем ты втянул его во всё это? Почему ты не мог просто тихо сдохнуть вместе со всеми своими родичами?
За левой кистью последовала правая.
Безумие плескалось в глазах. Удар за ударом Сюэ Ян делал руки Чан Пина короче, пока ему не пришлось отступить на шаг, поскользнувшись на кровавой каше под ногами. Надрезы срезали плоть чисто, на мгновение оставляя после себя призрачное сияние снега.
Кровь бурлила, заставляя терять зрение.
- Какого чёрта ты смотришь на меня? Какое ты имеешь право смотреть? Какое ты имеешь право видеть?!
Сюэ Ян опустил меч и достал нож. Совсем не ювелирными дёргаными движениями он вырезал глаза Чан Пина и, швырнув их чуть в сторону от остывших обрезков, некогда бывших частями изуродованного им человека, наступил на них, заставляя лопнуть с хлюпающим звуком, пощекотавшим вновь подступающую тишину, пришедшую на смену крику, по пронзительности почти способному сравниться с объёмно и камерно звучащей болью его души.
Чан Пин не смог выдержать боли, когда Сюэ Ян не успел ещё добраться до колен. Сюэ Ян не ощутил момент его смерти, завоёванный мгновением раньше пленом невидимых струн, затянувших его тело в сеть. Струны вгрызаются в кожу, разрывая его на тысячу кусочков, сжимаются всё плотнее, врываются в него в ритме пульсирующих струек крови, вытекающих из рассечённой шеи Сяо Синчэня. Разорвав власть марева, Сюэ Ян набросился на Чан Пина, шинкуя без разбора оставшиеся ещё неповреждёнными участки его бедёр, ягодиц, живота.
Кровь из остывающего тела больше не выплёскивалась. Последним ударом Сюэ Ян отсёк Чан Пину голову, затем тщательно вытер Шуан Хуа, не оставив на нём ни пятнышка, и вложил его в ножны.



ссылка на фанфик

хочу почитать!

ficbook.net/readfic/8980511/22954246#part_conte...

@темы: творчество, Mo Dao Zu Shi

---

тонуть в океане

"Не влюбляйся в смертных, ши.
Это плохо кончится." (с)

"Ты мне сегодня будешь сниться,
Я помню запах твой на вкус" (с)

Засыпать и видеть сны о тебе. Глаза в глаза, и тонуть в отражениях веселья и жестокости, отчаянно удерживаясь на поверхности, неуверенно лавируя между нежностью и желанием присвоить.
Упиваться твоей наполненностью болью, твой собственной и чужой, находя в ней отражение тёмных отблесков своей души.
Возвращаться мысленно, раз за разом, среди повседневности, среди привычного течения нейронов мозга про проторенным дорожкам. Слышать упоминания о тебе в каждой песне, тонуть. Тонуть в тебе, тонуть в навязчивых эмоциях. Мне нравится это ощущение резкой остановки, как будто поток натыкается на препятствие и перестаёт струиться по намеченной, проторенной колее. Мне нравится наполняться тобой до вымотанности, до ощущения, что больше не вынести этого фона, что это слишком, что это больше, чем способна вместить психика.
Захлёбываться твоей улыбкой, ревниво наблюдая, как ты обращаешь её не мне.
Я тоже много, очень много улыбаюсь, несмотря на то, что тёмная, тяжёлая тоска, всегда плещется растворённой во мне, хотя в глазах её следов не отыскать.
Я больше всего боюсь потерять это ощущение одержимости, снова погрузиться в размеренное существование высчитанных по минутам привычных действий, вынырнуть и начать дышать не тобой, перестать балансировать на это грани потерянности и опьянённости твоим образом.
Не оставляй меня.

---

позитивный флешмоб

Надо в течение недели писать (неважно в одном или в разных постах) о пяти позитивных/добрых/дарящих счастье событиях, которые случились за день. Запись может вмещать как описание какой-нибудь мелочи, так и чего-то масштабного.

Пять - это очень много. В прошлый раз во время участия во флешмобе нужно было писать 3 положительных события, и это уже было весьма сложно. На самом деле интересно, я иногда слышу от людей, что у них "ничего не происходит" и при всех попытках выяснить, как прошёл день, они могут рассказать об этом в соответствующей манере "сходил на работу, три раза поел, позалипал в инете, пошёл спать". Я ощущаю и воспринимаю иначе, у меня каждый день, каждый промежуток времени наполнен событиями, мыслями, эмоциями. Но классифицировать их как позитивные было бы жесточайшей неискренностью. Я постараюсь на этот раз не перечислять негативные события дня, сожаления и разочарования. Однако это не может не придать, на мой взгляд, некоторой искусственности описываемым событиям, вырванным с корнями из тягостного контекста.

Всегда задавался вопросом, и так и не нашёл на него однозначного ответа. Как считать границу дня, если не спал?

31.07

Первый день
1. Воздух был наполнен свежестью.
2. Мы купили бутылку колы и пили её, сидя на поваленных брёвнах в леске, и в этом был отголосок детства.
3. Мне нравилось смотреть, как за окном, в движении, сосновая роща у дороги сменяется берёзовой.
4. Дома я обнаружил, что, пока меня не было, у гуппи родились мальки.
5. Ночером у меня была славная пати с вдохновляющей гонкой по катам за свс. Это был второй концерт свс в пати, и я по-прежнему ощущаю, что для неё ничего не может быть лучше, чем петь.

1.08

Второй день
1. Сны, что снились мне, были запутанной чередой приключений, из которых не хотелось выныривать в реальность.
2. Утро коснулось меня воспоминаниями о будоражащей, щекочущей изнутри, полной нервно-тёплого очарования истории, перевязанной шёлковой жёлтой ленточкой.
3. Писал сегодня рассказ и удивлялся, как переключается эмоциональный фокус, стоит только прикоснуться к тексту. Как неведомое лекарство.
4. Приятно побеседовал с девушкой, потенциальным клиентом, хорошее впечатление оставила.
5. На рб сегодня было, несмотря на предыдущие недоборы, вполне себе 8 мемберов, и ещё пара-тройка соалли мелькала в онлайне в процессе похода.

2.08

Третий день
1. Температура на улице находится в оптимальной амплитуде.
2. Я съел варёное яйцо.
3. Меня прёт пухлое меховое уныние.
4. Нойт хилил принцессу в катах.
5. Посмотрел первую серию сериала про Усяня.

3.08

Четвёртый день
1. Найти хуманку и станцевать ей.
2. Из-за неблагоприятных обстоятельств прикоснуться к дневному онлайну, неожиданно.
3. Ощутить, как временно отступают неприятные ощущения больного тела от контакта во время занятия.
4. Услышать о том, что акр планирует охоту на форсов.
5. Было очень хорошо засыпать. Эдакое ощущение физического удовольствия от расположения тела в постели, когда усталость ещё не перешла за грань доступного ресурса, но накопилась в достаточной степени, чтобы кровать казалась счастьем.

4.08

Пятый день
1. Удалось написать письмо, которое давно хотелось написать.
2. Мне принесли еду, вкусную, тёплую, без запроса с моей стороны, это очень приятный и греющий душу акт заботы.
3. Насладился постом на форуме, очень сильно совпадающим с моими мыслями и видением ситуации как по содержанию, так и по оформлению.
4. Мне было несколько лучше с головой, чем предыдущие пару дней.
5. Побили РБ разных лвлов, и 60+, и 70+, и хаев.

5.08

Шестой день
1. Утро пахло солнцем и свежестью угасающего лета.
2. Я посмотрел на вышки сотовой связи.
3. Элю стало лучше.
4. Досмотрели фильм по "Волшебнику Земноморья", героиня красивая.
5. Распутал 3 километра чужих мастерски спутанных наушников.

6-08

1. Бессмысленно вспоминал времяпровождение за книгой в детстве.
2. Когда синхрофазотрон характеризуют как "колонию микроорганизмов" это смешно. Является ли это олицетворением?..
3. В некоторых частях деревянного домика из старых досок бывшего забора очень аккуратно и ровно прибиты доски, а с ним рядом растёт куст малины.
4. Видел огромное облако с лапами, которое очень хотелось рисовать, и над горизонтом загорелись две звезды.
5. В дисах на резисторах закончили раньше, чем кончилась мана, и при этом продрались подряд больше бафа, потихоньку учимся.

запись создана: 01.08.2019 в 14:44

@темы: флешмоб

---

Танец электровышек

читать рассказ про лесных фей и роботов

Танец электровышек

Залитая солнцем поляна дышала летней жарой, впитывая её каждой травинкой и выдыхая лёгким шелестом зелени. Сири и Вайн сидели на металлической балке спящей электровышки и изучали облака, задумчиво плывущие в горячем небе. Облака были молочными, вязкими, тёплыми, манящими.
- Может, ближе к закату они спустятся ниже и можно будет в них искупаться, - предположил задумчиво Вайн.
Сири улыбнулась, сияя глазами. Сорвалась с балки, раскрыла крылья, поймала восходящий поток, сильными взмахами стала подниматься вверх, выше и выше, превращая пейзаж внизу в маленькую картинку. Застыла в парении, закрыла глаза, слегка покачиваясь в дыхании лёгкого ветра. Вайн догнал её и завис рядом, разглядывая в полуулыбке, умиляясь и легко дыша радостью её присутствия. А потом они полетели к реке, перечерчивающей луга блестящей лентой, и уселись на берегу, вслушиваясь в журчащие движения воды. Вайн осторожно накрыл пальцы Сири своими, а она раскрыла ладонь ему навстречу и улыбнулась.
Им приятно было нарушать запреты, летать и гулять на территориях электровышек, куда сообщество рикан по общему решению старалось не забредать. Вайн и Сири были чертовски молоды и отчаянно готовы рисковать, чтобы познавать. Впрочем, ни одна из вышек ещё не просыпалась, чтобы прогнать назойливо облюбовывавших её рикан потрескивающими электроразрядами, и лишь однажды друзьям довелось издали наблюдать яростный звонкий танец огромных металлоконструкций. Облепленные проводами, протягивающимися сквозь пространство и соединяющими все вышки в общую сеть, громоздкие и изящные одновременно, они любили потанцевать. Гибкие, тяжёлые движения их тонких, похожих на конечности антропоморфного тела, элементов, подчинённые внутреннему ритму, были чем-то похожи на танцы на традиционных празднованиях золотого заката, но в то же время удивительно чужды. Сири смотрела на них в напряжённом внимании, будто всё прочее перестало для неё существовать, увлечённая этим танцем, этим сплетением и скрещиванием толстых проводов, наполненных быстрым течением тока, куда более сильного, чем тот, что тёк в органических риканских телах. Вайн вслед за ней невольно увлекался диковинным зрелищем, и зрачки его подрагивали в такт сотрясениям земли под тяжестью ритмичных шагов вышек. Нескоро после этого события им снова пришло в голову усесться на вышку как на деталь ландшафта, как на дерево в лесу, ведь деревья танцевали, схлёстываясь ветрами, только под порывами бурь, и эти бури легко было почувствовать изнутри, проникшись ими и вдохнув до глубины их пьянящее веселье.
Рикане чувствовали природу и понимали её, однако чаяния и мысли электровышек были для них закрыты и будто бы не имели ни памяти, ни дыхания. Именно поэтому они традиционно воспринимались как источник опасности. На самом деле случаи гибели крылатых созданий в электроразрядах псевдоживых чуждых монстров были очень редкими, и в них невозможно было отследить враждебное намерение. С другой стороны, может быть, так сложилось именно потому, что рисковой молодёжи, готовой нарушать запреты, как Вайн и Сири, было совсем немного.
- Я думаю, пора вернуться, - сказала Сири, когда полдень коснулся лучами поверхности реки. - Сегодня моя очередь говорить с лесом.
Взмахами, уверенными и целеустремлёнными, преодолели они расстояние, отделявшее их от поселения, попрощались, чтобы отправиться каждый по своим делам.
Сири относилась к сословию жрецов и в числе прочих говорила с природой от лица всей их деревни, договариваясь с лесами, лугами, реками, зверями и птицами о том, чтобы быть милостивыми друг к другу. Жрецы рикан старались поддерживать контакт с природой, быть её частью таким образом, чтобы сохранять баланс.
Вайн занимался выращиванием и сбором растений для пропитания, заботился о посевах, помогал им расти, приглядывал за лесной растительностью.
Повседневные дела не мешали им ступать в такт по травам и синхронизировать взмахи крыльев в полёте. Каждое утро, просыпаясь, они находили друг друга мыслями и стремились друг к другу, чтобы разделить то, что подарит им новый день.
Несколько жрецов ожидали Сири на ветвях раскидистого древнего дерева, сложив крылья в парящем равновесии медитации. Она присоединилась к ним, почерпнула их силу, сосредоточилась и обратилась к лесу.
Закончив работу, жрица с удивлением обнаружила, что солнце настойчиво и уверенно спускается к горизонту. На краях поселения уже зажигались костры, уничтожающие сухую, безжизненную поросль и обращающие её в пепел. Сири осторожно приблизилась к одному из костров, вокруг которого собирались провести вечер её соплеменники.
Тареда сидела слишком близко к пламени, и на коже её плясали его красные отблески. Спускающиеся сумерки обостряли зрение тех, кто бдит ночью, но огонь слепил их. Остановившийся взгляд Тареды указывал на то, что тёмная риканка погружена в себя слишком глубоко, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг. Её слух не беспокоило ни потрескивание сухих поленьев, ни робко звучащие среди шороха леса зарождающиеся ноты вечерних песнопений. Сири внезапно почувствовала непонятное желание проникнуть в мысли тёмной, присоединиться к ней в её раздумьях, и она легонько коснулась сознанием сознания соплеменницы. Тареда вздрогнула, и глаза её обрели подвижность. Она отпрянула, отодвинулась от жаркого пламени, обдававшего жаром, приблизилась к Сири.
- Ты позвала меня, - тихо сказала Тареда.
Сири кивнула, смущённая.
- Тебе... одиноко? - подбирая непослушные слова, чтобы охарактеризовать то, что ощущала, спросила тёмная.
Сири поняла, что она права, но это по-прежнему не объясняло, почему своей собеседницей этим вечером ей хотелось выбрать именно замкнутую и не расположенную к беседе бдящую ночью.
- Ты срезонировала с моими чаяниями, - ответила на невысказанный вопрос Тареда. - Твоё восприятие обострено... дневной медитацией. И ты почувствовала мои мысли, устремлённые к тому, чтобы за что-то зацепиться. Идём.
Тареда встала, протянула руку, коснулась руки Сири, приглашая её прогуляться по лесу.
Когда рикане ходили среди деревьев, их шаги были почти неслышными, настолько легко они касались лиственно-хвойного настила на земле. Осторожные, невольно выверенные движения позволяли им почти не задевать травы и ветви. Они скользили среди леса, незаметные, почти парящие. Стремительно-быстрые ли, задумчиво-неторопливые ли, они соблюдали правила внутренней гармонии экосистемы и не беспокоили никого зря.
- Ты недавно касалась вышки, - нахмурившись, сказала ночная шаманка.
- Касалась, - с вызовом ответила Сири, гордо вскидывая голову.
- Она не говорила с тобой? - спросила Тареда с надеждой.
- Конечно, нет. Вышки не разговаривают, это всем известно.
- Они живые, я точно знаю, - уверенно заявила тёмная. - А ты, похоже, нет.
Тареда выглядела немного разочарованной. Сири пожала плечами.
- Что рассказывает лес? - спросила бдящая во тьме, меняя тему, обсуждение которой не могло больше дать плодов.
- Ветер скоро поменяется, придут дожди, - начала рассказывать Сири, с радостью делясь подробностями того, что ей удалось узнать, пребывая в контакте с природой во время сегодняшнего сеанса.
Вайн настиг их увлечённых беседой и контактом настолько, что они не сразу обратили на него внимание. Он немного ревниво позвал Сири, но вся ревность истаяла, когда она ответила ему улыбкой. Тареда кивнула им на прощанье, вышла стремительно на небольшую лесную поляну, раскрыла крылья и взлетела навстречу темнеющему небу.
Ей нравилось подниматься высоко, так высоко, чтобы облака щекотали крылья, оставляя на них прохладные капли влаги. Нравилось с замиранием сердца бросаться отвесно вниз, чтобы вовремя поймать поток и свернуть, не разбившись о летящую навстречу землю. Ей казалось, что таким образом она схватывает ветер во всей его полноте, пробует вкус полёта по-настоящему. Она летала далеко, так далеко, как не забирались обычно рикане, неохотно покидавшие территории своих лесов.
В одном из своих долгих полётов Тареда обнаружила город. Город ужаснул её. Он дышал совсем тихо, и земля едва трепетала под тяжестью металла и камня. Город был мёртв уже давно. Он начался с того, что подмял под себя, грубо уничтожая, то, что было живого до него, задушил, умерщвляя, лес, прогнал зверей, сжал и болезненно прервал жизни животных и трав. Металлом, бетоном и камнем, смешанным и скрученным, лишённым памяти, охватил землю, на которой стоял. Когда-то, может быть, сотню или тысячу лет назад он жил своей искажённой жизнью, шумел, дёргано и порывисто вздрагивал, и теперь его камни помнили об этом. Город строили на славу - даже время спустя природа неохотно возвращалась в него, а здания не рушились, а лишь ветшали, становясь всё более сгорбленными и уродливыми. Тареда касалась каменных стен и мостовых, чтобы прочитать их память, и странные картины хаотичного неестественного движения вставали перед ней. Она так и не смогла понять, кто были жители города и что с ними случилось, добровольно или вынужденно они покинули своё поселение. Но душащая противоестественная природа города не переставала ужасать её. На мгновение ей почудилось, что она ощутила биение живого сознания где-то под толщей камня, но, прислушавшись, шаманка пришла к выводу, что ошиблась. Вернувшись к риканам, Тареда спросила старейшин о городе, но они ответили ей, что его история не стоит внимания. Цивилизация, воздвигавшая города, давно погибла и перестала существовать на планете, и это та страница истории мира, которую хочется поскорее перевернуть, а не изучать раз за разом в поисках истины.
Долго Тареда не возвращалась к городу и гнала его из своих мыслей, но сегодня была подходящая ночь, чтобы вернуться туда. Она летела, пока не устали крылья, и короткая летняя ночь не вздохнула первыми признаками рассвета. Под всё ещё тёмным небом, тьма которого начинала потихоньку таять, Тареда села на крышу высотного здания, ласкаемую скованным ветром, и прислушалась. Застывший, крошащийся, покрытый пылью город тихонько стонал. Тёмная смотрела на него во все глаза, пробовала присоединиться к нему и попросить рассказать свою историю, но город молчал, как молчали электровышки, когда она пробовала с ними говорить. И снова - на краю восприятия, едва уловимо - живое присутствие. Чтобы не спугнуть, Тареда приглушила исходящий от неё самой сигнал сознания, осторожно, потихоньку, устремилась навстречу.
Они жили в мёртвых зданиях, бескрылые, бледные. Гости, не создатели. Похожие чем-то на рикан, и непохожие в то же время. Слишком высокие, слишком неловкие, негибкие. Глупые, как некоторые из лесных зверей. Тареда увидела пятерых, но, скорее всего, их было намного, намного больше. Она замерла, прислушиваясь и наблюдая за ними. Оставаясь незамеченной, прилетала снова, когда ночь давала ей возможность свободы передвижения. Иссякло лето, пролетела увядающая осень, сковала морозами зима, чтобы уступить место весеннему половодью, а затем снова накрыло леса спокойным теплом лето, прежде чем Тареда решилась заговорить с бледными жителями города. Она уверяла себя, что долго шла к этому решению, но на самом деле приняла его в ту первую ночь, когда увидела непонятных, незнакомых созданий.

Вода заполняла собой всё, плескалась, бурлила, кувыркалась, переливалась пузыриками, отражала и искажала отражения. Река была весёлой, довольной, уверенной и дикой. В ней переплетались силуэты - пальцев, крыльев, в ней фонтанировали эмоции, смех и радость. Вайн обнимал Сири, а она ускользала рыбкой из объятий, мокрая и довольная своей ловкостью.
- Восьмое лето, что я знаю тебя, - рассказал Вайн.
- Ты так любишь считать, - улыбнулась она. - А я думала, что просыпалась с твоим мыслеобразом в сознании - всегда.
- Всегда, - подтвердил Вайн, ловко подхватывая Сири поперёк туловища и обнимая непослушными мокрыми крыльями.
Отряхнувшись и подсыхая на солнце, рикане, переплетя пальцы, мечтали вместе, мечтали о том, как сливаются их сознания навстречу вечности.
Среди рикан, образующих пары, практика слияния в самом деле имела место, хотя случаи подобного были нечастыми. Узнав друг друга до всех возможных пределов и перестроив сознание и восприятие таким образом, чтобы мыслить в такт, совмещая мозговые волны, рикане могли стать в своём роде единым существом. Телесная изоляция сохранялась, однако сознание становилось общим, обогащённым двойным опытом. Старейшины говорили, что где-то на другом континенте существует целое племя рикан, обладавших общим сознанием, и они сливались в течение веков, но в поселении такая пара была всего одна, и для молодёжи она была своеобразным символом самой глубокой и сильной любви и понимания. Сири и Вайн, конечно же, в числе прочих, видели своё будущее в том, чтобы стать единым целым, и именно об этом мечтали, хотя совсем не представляли на самом деле, как это будет - ощущать одну мысль, одну картину, одно понимание на двоих. Им казалось, что они слышат и понимают друг друга достаточно хорошо, и что это будет легко и весело, потому что не нужно будет слов, и сфокусированных мыслей, и проецируемых картин, лишь движение души, лишь ощущение - и сразу на двоих.
- Сегодня мне не хочется возвращаться ко всем, - сказала Сири.
- Тогда мы останемся здесь, - охотно согласился Вайн.
Внезапно набежавшие тучи скрыли солнце, ветер налетел резкими порывами, принеся с собой потоки дождя. На горизонте засверкали вспышки молний. Рикане бросились, пригибаемые стеной ливня, под сень леса, и вновь набухли влагой их не успевшие просохнуть после купания крылья. Молнии разрывали потемневшее хмурое небо, перечерчивали искрящимися линиями лес, раскаты грома становились всё ближе и яростнее. Бегом, вверх по склону каменистого холма, покрытого лесной растительностью, Вайн и Сири стремились к укрытию, которое рассчитывали найти в знакомой им пещере. Она нередко дарила паре рикан своё гостеприимство, когда ноты их настроения убеждали скрыться от размашистых росчерков ветра или буйства лесной зелени. Добравшись до пещеры, они улыбнулись друг другу и, взявшись за руки, пошли медленнее, синхронно, не договариваясь, призвав пещерных светлячков лететь рядом и освещать путь. Коридор пещеры изогнулся, приводя к широкой выемке в стене, излюбленной «комнате» Сири. Отпустив светлячков, они опустились на подстилку из мха и вновь обменялись улыбками, на этот раз невидимыми в темноте. Лёгкими искрами занялся костёр, пламя набрало силу и приутихло, покорное воле магов. Сири нахмурилась.
- Здесь кто-то есть.
Вайн прислушался к окружающей ауре, охватил пространство вокруг глазами, не нашёл ничего, но умения Сири ощущать присутствие было острее.
- Кто-то опасный?
- Не знаю, - вздохнула Сири, - вроде бы нет, но он умело прячется, я не могу понять... Кажется, он нас боится.
- Не вас, - ответила проявляющаяся в темноте, будто возникшая из ниоткуда Тареда. - Она боится грозы, - продолжила она, поддерживая прорисовывающийся рядом с ней силуэт её спутницы.
Спутница эта напоминала риканку, но была исключительно рослой, Тареда едва доходила ей до плеча, хотя среди своих соплеменников была достаточно высокой. Сири подумала, что если она встанет рядом с этой великаншей, то, наверное, её макушка будет где-то на уровне пояса незнакомки. Вайн вгляделся в черты лица испуганной чужачки, и они показались ему странными, чем-то неправильными, хотя очень чистыми и нежными. Тареда поймала его взгляд.
- Она ещё совсем ребёнок, - пояснила она. - Она видела лето всего десять раз. Их раса рано созревает, но даже для них это очень мало.
Сири наполнила окружающее пространство своей магией, делая атмосферу вокруг успокаивающей, протянула руку к незнакомке в доброжелательном жесте. Девочка приблизилась к жрице нерешительно, коснулась своей гротескно большой ладонью миниатюрной ручки Сири, и та в контакте напоила её спокойствием, перетекающим сквозь её пальцы. Исходящий от ребёнка страх истаял, уравновесился.
- Спасибо, - кивнула Тареда.
- Как тебя зовут? - спросила Сири девочку.
- Ора, - в произношении незнакомки скользил странный, незнакомый акцент, как будто она произносила звуки немного иначе.
- Ты хорошо понимаешь наш язык? - заинтересовался Вайн.
- Да, - согласилась Ора. - Тареда учит меня.
- Как вы познакомились? - с любопытством спросила Сири. - Где нашли друг друга?
Шаманка вздохнула, дёрнула недовольно крыльями.
- Когда я её увидела, сразу поняла, что мы подружимся. Так и случилось. Мы гуляли сегодня, когда началась гроза.
- Мы тоже, - примирительно сообщил Вайн. - Гроза скоро стихнет. Мы сможем продолжить прогулку все вместе, как думаете?
- Да, - неожиданно звонко ответила Ора.
Они уселись все четверо вокруг костра, в молчании уставившись на танец пламени, усмирённого чарами.
На выходе из пещеры их встретил свежий и влажный послегрозовой воздух. Ора вдыхала его во все лёгкие, немного растерянно, будто пробуя на вкус и запах, обескураженная подобным великолепием. Сири держала девочку за руку, ободряюще пожимая её ладонь. Тареда с высоты холма вглядывалась в даль.
- Похоже, начинается, - сказала она обеспокоенно.
Сири и Вайн поёжились, улавливая вибрации, о которых говорила тёмная. Вдалеке, за стеной деревьев, разбуженные грозой, начинали танцевать электровышки, и их шаги сотрясали землю, и лес, и пещеру, находящуюся так неблизко к их территории. Они заражали своим ритмом даже здесь, невидимые, скрежещущие давно не смазанными суставами тяжёлых тел, искрящиеся волнами яростного тока. Волны их энергии пронизывали воздух, вызывая отклик в пространстве.
- Пляшут, - сказала тихо Ора.
В ней не чувствовалось ни капли того ужаса, который прежде охватывал её при простом и ясном природном явлении, которое рикане никогда не воспринимали угрозой. Девочка не боялась вышек, как было принято бояться среди не понимавших их рикан.
- Пойдёмте смотреть поближе? - спросила она.
Тареда охотно кивнула. Втроём они крепко ухватили девочку и синхронизировали движения крыльев и положения тел, чтобы лететь вместе. Поднимаясь в воздух, Ора вскрикнула, а потом, оказавшись над лесом, закричала громче, уверенно и торжествующе. Она никогда прежде не летала, чувство полёта захватывало её ощущением восторга.
Небо так и не прояснилось и по-прежнему было стянуто тяжёлыми тучами, но они не изрыгали больше потоков воды и не вспыхивали нисходящими зигзагами молний. Преодолев полосу леса, рикане с девочкой опустились на землю, покрытую короткой мокрой травой, прибитой потоками дождя. Они были достаточно близки к владениям вышек, чтобы наблюдать за ними, и огромные металлические фигуры, устремлённые ввысь, были отлично видны на фоне серебристого неба.
Шаг, другой, тяжёлый, громоздкий, ритмично и яростно, схлёстывающиеся провода, жёсткими шлепками перекрещивающиеся, волны ритма, идущие по земле и небу. Рикане сдерживали желание подстроиться под ритм, присоединиться к танцу, сосредоточенная Ора притопывала ножками. Мгновения, минуты, часы в ритме подрагивающе-пугающего и влекущего танца. И внезапно наступившая тишина, когда всё закончилось. Тареда опустила глаза на переплетённые руки всех четверых. Она не заметила, как начала делиться энергией, и не заметила, как чужая сила потекла в неё. С последним затихающим движением вышек контакт оборвался, уступив место пустоте.
- Я слышала вас, как Роги слышит их, - разорвал тишину голос Оры.
- Познакомишь меня с Роги? - спросила Тареда, взбудораженно глядя на девочку.
- Да, - ответила та с очень серьёзным видом.

Душный давящий город задыхался в облаках летней жары. Ора вела Тареду сквозь длинные коридоры, хитросплетения лестниц и небольших комнат с обветшалыми стенами, покрытыми пылью. Риканка держалась за руку девочки и пыталась сбалансировать дыхание и теплорегуляцию тела, направляя внутренний энерготок, одновременно запоминая путь среди так непохожих на родные леса и пещеры каменных лабиринтов. Со скрипом открывались массивные двери и вежливо захлопывались за проходящими. У последней двери Ора остановилась и постучала в неё хитрым рисунком ритма, который Тареда тоже на всякий случай запомнила.
Дверь открыла очень старая женщина со спиной, согнутой годами жизни в бетонных темницах. Тареда уже видела прежде стариков странной расы, чилан, с отдельными представителями которой она успела подружиться и наладить некоторые связи. Их угасание было болезненным, каким-то неестественным, и, в отличие от рикан, которые не знали телесного старения, их тела изнашивались, как будто портясь во всех местах. Они становились отталкивающе некрасивыми своей обвисающей кожей, иссыхающими мышцами, хриплыми голосами и погасшими взглядами. Шаманка гнала прочь мысли о том, что с уходящими старейшими её народа могло бы происходить что-то подобное, если бы они решали оставаться в жизни после рубежа древности и не отпускали дух вольно парить среди дыхания лесных божеств.
- Здравствуй, Вида, привратница, - сказала Ора, оживляя своим звонким голосом замшелую тишину тёмного подвала. - Мы пришли к моему другу Роги.
Старуха ничего не ответила, но отворила дверь пошире, пропуская посетителей. Ора, не обращая на привратницу более никакого внимания, прошла через прихожую, свернула в на этот раз короткий коридор, а потом, открыв ещё одну дверь, вошла в просторный зал, наполненный едкими неприятными запахами. Возле длинного стола, уставленного разнообразными стеклянными сосудами и опутанного проводами, сосредоточенно помешивал что-то в колбе низкорослый чиланин, закутанный в какую-то странную мешковатую робу.
- Роги, это я, - почти крикнула девочка, видимо степенью громкости голоса привлекая внимания. - Я привела тебе Тареду знакомиться. У неё есть крылья.
- Крылья, хорошо, ещё минуту, и три движения по часовой стрелке, и напряжение, - пробормотал хозяин, продолжая что-то помешивать и другой рукой переключая какие-то рычаги, приводящие в действие электроприборы на столе. - Ора, выпей чаю. Двадцать вирг, поднимать до ста пятидесяти.
- Спасибо, Роги, мы подождём тебя в гостиной, - девочка невозмутимо развернулась и повела Тареду в другую комнату, где деловито занялась приготовлением чая.
Тареда же тяжело опустилась на низкий стул. При прикосновении к ауре Роги она почувствовала в нём риканина.
Ора поставила перед Таредой чашку с горячо дышащим паром напитком, испускавшим терпкий аромат. Шаманка недоверчиво взглянула на напиток, но всё же поднесла чашку ко рту и смочила губы. Ора не обращала никакого внимания на то, как её подруга обращается с угощением, сама она явно наслаждалась его вкусом, не испытывая ни малейшего дискомфорта от высокой температуры жидкости. Старый стол из дерева, за которым они сидели, явно знавал лучшие времена, но держался молодцом. Вся обстановка в комнате обветшала, но вокруг было чисто и опрятно. Тареда подавляла желание поёжиться от неуютности тесной каменной комнаты, ведь рикане жили на воле и использовали замкнутые пещеры только чтобы спрятаться ненадолго от непогоды, в то время как местные жители проводили большую часть времени в толще подобных стен.
Всё время до появления хозяина Тареда и Ора провели в молчании, не смущавшем, впрочем, ни одну, ни другую. Роги появился, тяжело ступая, с нескрываемым выражением поражения на лице.
- Ничего не получилось, - сообщил он, плюхаясь на диван.
Ора сочувственно покачала головой.
- Налить тебе чаю? - спросила она.
- Опять неудачная попытка! - воскликнул Роги, стукая кулаком по подлокотнику. - Ещё одна! Но ничего, ничего, однажды все куски мозаики сойдутся, только бы не было поздно, слишком поздно. Ты мне феечку лесную привела, молодец.
- Я хотела поговорить о... - начала Тареда, но Роги нетерпеливым жестом прервал её.
- Зачем мне все эти вступления, деточка, трогай меня своим колдовством скорее, и всё мигом станет ясно.
Тареда послушно коснулась его сознания своим, передавая образы вышек и свой сияющий жаждой знания вопрос о том, как они мыслят, действуют и ощущают. Роги кивал головой, принимая поток образов, а потом, видимо, посчитав, что выслушал достаточно, резко прервал передачу. На лице его заиграла улыбка, будто учёного посетила неожиданная блестящая идея.
- Феечка мне поможет, а я помогу ей, - заявил он довольно и пошевелил плечами, будто они у него затекли от долго не менявшейся позы.
Тареда смотрела на загадочного чиланина, пытаясь разгадать, понять его образ мыслей, но ей по-прежнему не становилось понятнее, отчего возникло так и не покинувшее её ощущение, что она общается с представителем своего народа. Роги почувствовал вопрос в её взгляде.
- Я могу говорить с ними, - сказал он, кивая так, что не было до конца понятно, являются ли эти кивки многократным подтверждением его мыслям или признаком усталости стареющей нервной системы. - Но ты хочешь спросить ещё кое о чём, верно? Я тебя заинтересовал, Тареда?
Роги склонился к ней, вглядываясь ей в глаза.
- Ты похож на меня, - ответила она тихо.
Чиланин горько рассмеялся. А затем принялся копаться в застёжках своей бесформенной робы и неуклюже стянул её с себя. Ора с большим интересом наблюдала за ним, похоже, он прежде не проделывал подобных трюков. Раздевшись, чиланин снова принялся шевелить плечами, будто занимаясь физкультурой. Когда он повернулся спиной, взглядам девочки и шаманки предстали немного нелепые сморщенные отростки. Тареда нахмурилась. Эти исковерканные части тела представляли собой атрофированные риканские крылья. Тёмная протянула руку и коснулась их, а затем отпрянула, ощутив, как перепутанно, неровно, совершенно неправильно течёт по крыльям Роги жизненная энергия.
- Роги, ты что, умеешь летать? - спросила изумлённо Ора.
- Не умею, - ответил хозяин дома, снова устраиваясь на диване. - Матушка была очень этим огорчена.
Роги рассказал Тареде о том, что поразило её в самое сердце. Тысячу лет назад, когда каменно-железный город ещё был живым и суетливым, он был населён разумной расой, построившей его и создавшей электровышки. Его обитатели быстро жили, быстро умирали и не слишком заботились о том, что было до них и что останется после. Они изобретали новые и новые способы покорения природы, коверкая её по своему вкусу, и многие из их изобретений были чудовищны, но многие безобидны и просто забавны. Они угасали за неполную сотню лет, поэтому стремились наполнить краткое время своего индивидуального существования как можно более стремительным движением, развитием, как они его понимали. Они бесконтрольно множились и боролись за жизнь, как умели. Рикане держались от них в стороне, пока группа любопытной молодёжи, не обретшей ещё спокойствия взрослой мудрости, не заинтересовалась ими, как Тареда загадочными жителями полувымершего города. Они устанавливали связи, рассказывали о себе, узнавали о других вопреки советам старших, видевших в неразумных чужаках угрозу своему спокойствию. Их было немного, рикан, поселившихся в городе, но они заронили в душах его жителей семена болезненной и нездоровой зависти. Рикане жили столь долго, что всё время существования цивилизации горожан насчитало бы всего пару их последовательных жизненных циклов. Это казалось бессмертием. Ключом к вечности. Они принялись за исследования яростно и оголтело, и в попытках продлить свои жизни уничтожили сами себя. Одна из изобретённых вакцин генетической модификации вызвала изменения, однажды прекратившие существование вида. Вакцинированные разнесли подхваченную ими болезнь, заставив мучительно и стремительно гибнуть всех представителей расы. Выжили только те, кто носил в себе риканские гены. Дети, рождённые в противоестественных союзах между представителями двух рас. Естественное размножение между ними не было возможным, но сочетание научных исследований одной стороны и умения управлять энергией жизни другой породили потомков, оказавшихся способными выжить во время эпидемии. Роги был одним из них.
- Среди вас остались рикане? - спросила Тареда с надеждой и удивлением.
- Остались, конечно. Захотела бы ты остаться среди торжества смерти? Все вы любите жизнь. Ты не видела, как умирал город. Как убивали друг друга в панике те, кто понимал, что не сможет выжить. Твои соплеменники сбежали, бросив нас умирать вместе с нашими предками. Разочаровавшее их потомство.
Роги снова пошевелил атрофированными крыльями.
- Прости, - сказала Тареда, касаясь его руки.
Она ощущала, какие горькие воспоминания одолевают её нового знакомого.
Когда зверствовала эпидемия, Роги был очень молод, хотя он был одним из первых потомков двух рас, одним из старших и единственным, рождённым риканкой. Его юность была отравлена отчаянными криками тысяч умирающих, которые он слушал, ощущал, воспринимал, спрятанный в глубине толстых стен своего тайного укрытия. Подобных ему считали, как и самих рикан, виновниками эпидемии, виновниками ужаса, охватившего город. Часть людей, сумевших избежать заражения, поскольку они обитали в других, отдалённых от очага распространения эпидемии, городах, спешно покинули планету, оставив тех, кому они не могли помочь. Тех, кого сумели найти из потомков рикан и людей, уничтожили со слепой жестокостью тех, кому нечего терять. Роги был спрятан хорошо. В течение двадцати лет после того, как крики стихли, он не осмеливался покинуть своё убежище, и оно навсегда осталось его домом. Позже он нашёл других выживших, таких же, как он. Среди них оказалась и та, с кем он мечтал обрести общее сознание. К сожалению, их связь стала лишь новой трагедией его жизни, так как родившиеся у них дети не только не унаследовали ни капли риканского долголетия, но и вобрали в себя всю неприглядность разложения при жизни, называемого у людей старением. Когда умирал их старший сын, Роги и его супруга не могли понять, что происходит. Они подозревали неведомые болезни, молились выдуманным богам, пытались спасти и исцелить его. Отправившись на поиски своих риканских предков, они чуть не опоздали, чтобы попрощаться с ним перед его смертью. Неприглядная болезнь оказалась естественным циклом старения.
- Со временем мы смогли принять это, - отвечал Роги на сочувственный взгляд шаманки. - Наша младшая дочь родилась не так давно, меньше двух сотен лет назад. Незадолго до того, как Жвега отправилась в ваши леса искать встречи с божествами. Её время пришло прежде моего. По-своему это хорошо. Ей будет хорошо, там.
Тареда кивнула. Их культура считала единение с божествами благостью. Оно рассеивало энергию жившего среди того, что должно было продолжать жить и оставляло память о нём разлитой в дыхании леса.
- Я бы вас познакомил, но Вида уже не очень хорошо умеет запоминать новых знакомых.
- А я и не знала, что привратница Вида - твоя дочка, - сказал Ора. - Почему ты никогда не говорил мне об этом?
- Как будто ты спрашивала.
Чилане были потомками рикан и людей во втором поколении. Их жизненные циклы были столь же кратки, как и жизни людей, и никто из них не был рождён с крыльями. Роги был последним в поселении из первого поколения. Все остальные либо отправились в леса к божествам, либо пережили цикл старения и умерли, либо давным-давно покинули город и ушли к риканам.
- Но я никогда не видела среди нас подобных тебе, - сказала Тареда.
- А я никогда не слышал, что с ними сталось, - ответил ей Роги. – Может, ваши их не приняли.
- Они не могли...- шаманка замолчала, не договорив.
Не могли не принять? Не могли принять? Память рода не была открыта бдящей в ночи.
Они беседовали так долго, что Ора уснула, положив руки и голову на стол, и Роги бережно взял её на руки и отнёс в спальню. Тареда не спрашивала о том, почему Роги и прочие, кто остался в городе, не отправились к риканам, почему они выбрали эту странную душную жизнь. Она не спрашивала, почему за прошедшую тысячу лет чилане не выстроили, подобно своим предкам, цивилизацию. Она чувствовала в недосказанном, что они не слишком отличались их от лесных зверей, у которых ничего не менялось веками и тысячелетиями. А может быть, от своих риканских предков они унаследовали неспешность мышления, но не получили их магию связи с природой, и потому не могли пойти ни по одному из путей, которыми следовали когда-то породившие их расы.
- Приходи снова, - сказал Роги, когда Тареда, переполненная впечатлениями, покидала его жилище. - Приходи ещё. Я согласен учить тебя говорить с вышками. Они такие же забытые, как и мы. Как и я.

Летние ночи полны шорохов и жизни. Иногда, зная, что день не потребует от него большой концентрации, Вайн позволял себе окунуться в очарование летней ночи. Если в такую ночь Сири не могла быть рядом, он согревался мыслями о ней, и образ её незримо следовал с ним рука об руку по лесным тропам. После встречи в пещере с ночной шаманкой он стал любить ночь сильнее. Возможно, её сила, которой она напоила его в такт с танцем вышек, поменяла что-то в его собственных внутренних ритмах. Сегодняшняя ночь, свежая, летняя, вдохновляющая, несла в себе обещание увлекательного будущего. Лес шептал посулы, и его дыхание было наполнено приятной таинственностью. Вайн двигался по тропам быстро, стремительно и бесшумно, будто был рождён этой ночью. Он не знал, куда приведёт его путь, повинуясь внутреннему компасу подсознательного, ведущему его по знакомым исхоженным маршрутам, казавшимся такими новыми и необычными в мерцающем сиянии светлячков и небогатом мягком свечении луны. Когда перед ним появилось лесное озерцо, он расправил крылья и поднялся в воздух, но не полетел навстречу редким облакам и далёким звёздам, а завис над гладью воды, ища в ней своё отражение. Водные ренги окрикнули его своими резкими квакающими голосами, но он ничего им не ответил, не в его привычках было беседовать с животными леса. Поднявшись над деревьями, Вайн окинул взглядом лес, простиравшийся до самого горизонта тёмным покрывалом. Он полетел над лесом, легко поддерживаемый ночным ветром, и некоторое время спустя, над одной из широких полян, ощутил желание вернуться на землю. Влажная от росы трава окатила его крошечными брызгами. Вайн почувствовал на поляне странную энергию, чуждую, такую, которой ему не случалось касаться раньше. В попытках внимательнее изучить её риканин прикоснулся осторожно к памяти лесных растений. Живущие недолго травы не помнили ничего, что лежало от них во времени дальше, чем тёплые касания солнечных лучей вчерашнего дня. Закрытые венчики цветов дремали, мечтая о щекотке маленьких лапок опыляющих их насекомых. Однако деревья у краёв поляны хранили в себе целую сокровищницу знаний о бывшем. Они помнили и ласку солнца, и свежие потоки дождей, и яркие вспышки молний, они помнили движение грызунов в переплетеньях их корней, помнили вкус грунтовых вод, которые пили. Они помнили боль, однажды охватившую их, когда на поляне, которую они окружали, загорелось и рассыпалось миллионами искр разумное сознание, невольно охватив и опутав их собой.
Она стояла на поляне, окутанная сиянием луны, высокая, нелепая, негармоничная и бледная. Она стояла и смотрела на деревья, с интересом и любовью, которые может испытывать только тот, кто подсознательно стремился к лесу долгие годы, но никогда не оказывался под его сенью, и деревья наслаждались касанием этой любви. Где-то среди травы она плела магическую сеть, которую деревья не могли ни распутать, ни рассмотреть. Она истекала тихим и живым страданием надломленной души, и листья беспокойно шевелились в такт излучаемой ей тревоге. А потом, когда она закончила разворачивать заклинание, она обратилась яркой вспышкой, ударившей в деревья и осветившей на мгновение ночь. Искры её души одухотворили деревья, сделав их на миг частью воплощённого в ней страдания. Поэтому её образ так сильно отпечатался в их памяти.
Вайн не знал, кто была представшая перед его мысленным взором незнакомка и что причиняло ей такую боль, что её отголоски до сих пор жили на уединённой лесной поляне, но её эмоции затронули его, как будто были квинтэссенцией всего страдания вселенной. Риканин подошёл к центру поляны в поисках обрывков магической сети. Раздвинув траву, он исследовал периметр места, где стояла высокая фигура. После некоторого времени поисков он обнаружил занесённый землёй и заросший травой продолговатый предмет. Не думая о безопасности, Вайн коснулся его, взял в руки. Футляр пульсировал энергией, которой были переполнены полученные им воспоминания. Открыв его, Вайн подставил находку неровному лунному свету, падающему на поляну. В футляре лежала кожаная лента, усеянная симметричными металлическими вкраплениями. Где-то внутри вяло и неуверенно шевелились разряды энергии. Лента определённо не была живой, и энергии предмета представляли собой остаточную магию и некоторую часть технологической электризации.
Вайн вернулся к поселению, чтобы обратиться к дежурной бдящей в ночи с вопросами. Ему повезло, сегодня очередь слушать ночь выпала Ушири, видевшей лето бесчисленное количество раз. Издалека ощутив любопытство молодого риканина, шаманка поманила его к себе, и Вайн протянул ей ленту в футляре, а затем мысленно рассказал о том, что видел на ночной поляне.
- Так бывает, если идти против духов леса, - кивнула понимающе древняя риканка. - Это создание родилось вследствие попытки изменить суть и порядок вещей. Её страдание получилось очень чистым. Могли бы пройти века, прежде чем ты познакомился бы с такой чистотой страдания.
У Вайна не было уверенности, что такого рода познание было для него благом, но шаманка, похоже, давно оставила позади подобные категории и считала, что юноше повезло.
- Расскажи мне о ней, - попросил он.
- Ты всё уже знаешь. Ей было пронзительно больно. Так больно, что страдание стало её сутью.
- А лента? И её магия, что она творила?
Ушири погладила задумчиво оставленный рассыпавшейся в лесу предмет, прислушиваясь к музыке исходящих от него колебаний.
- Похоже, это просто памятный предмет, выбранный для сбора и накопления эмоциональных эманаций и ставший впоследствии катализатором саморазрушения.
- Ей была дорога эта лента, и она делилась с ней своим страданием?
Шаманка кивнула.
- А потом выпустила накопленное в ней страдание, когда хотела, чтобы её сознание расщепилось и угасло.
- То есть её время для встречи с лесными божествами ещё не пришло, и она убила себя?
- Да.
Самоубийство было категорией, лежащей за пределами внутреннего понимания и осмысления рикан. Вайну никогда не случалось слышать о таких случаях среди представителей разумной расы или наблюдать подобное в окружавшем его животном мире. Он был потрясён простотой и в то же время непонятностью обнаруженного им ритуала. Ночь научила его новому и подарила пищу для размышлений, которая ещё долго будет занимать его мысли.

Путешествие в компании Роги было долгим, таким долгим, что Тареде пришлось переложить свои обязанности ночного бдения на других шаманок поселения. Без крыльев преодолевать расстояния непросто. Риканка долго ждала тщательно вычисленного Роги момента, когда наиболее велика вероятность наблюдать новый танец электровышек в непосредственной близости. И вот теперь день за днём она шагала рядом с ним, чтобы выйти далеко за пределы города, на поля, где застыли их фигуры в переплетении проводов. Впрочем, коротать время в беседах было вовсе не скучно. Роги знал немало и помнил многое из того, что не помнили другие.
- Всё порастеряли. Не работают уже машины, которые помогли бы нам добраться куда быстрее, чем возможно для тебя с твоими крыльями. А когда-то они были повсюду, быстрые и ловкие.
- Их было сложно приручить?
- Они не могли не подчиняться.
- Значит, твои предки умели вдыхать в машины жизнь?
- Со стороны, наверное, так и казалось. Но это были просто механизмы, которые работали, подчиняясь законам природы, у них не было сознания.
Тареда кивнула. Она видела подобные механизмы, ещё работающие, но не содержащие в себе искры жизни. Механические стальные крылья вполне укладывались в созданную у неё картину угасшей цивилизации.
- Кто же вдохнул жизнь в вышки? - продолжала она спрашивать.
Роги пожал плечами.
- Может, она появилась сама по себе. Кто вдохнул жизнь в рикан?
- Лесные божества.
- Вот, может они же.
Шаманка подумала, что, будь это так, ей не нужно было бы учиться слушать, она прекрасно умела слушать всех, кого её боги наделили своим дыханием.
- Как продвигаются твои опыты?
Роги до сих пор не рассказал о том, что за эликсир он пытался создать в своих пробирках, и Тареда перестала спрашивать о его составе или назначении. Когда он просил «дать немного магии», так или иначе воздействуя на его реактивы, она охотно помогала, и это было её платой за то, чему он учил её. Ора рассказывала ей, что исследования очень важны для Роги, и он постоянно занимается ими с тех пор, как девочка познакомилась с ним. Шаманка справедливо полагала, что ещё не добилась достаточной степени доверия от бескрылого, чтобы он раскрывал ей секреты дела своей жизни. Тареда не настаивала и лишь желала ему удачи.
По нахмуренным бровям и лёгкому выплеску недовольства в эмоциональном фоне старика шаманка поняла, что успехов на своём поприще он по-прежнему не достиг.
- Я опять не добрался до сути. Я опять пропустил какой-то важный элемент. Мой проклятый скудный мозг, как он несовершенен. Мне кажется, я начал разлагаться, как мои дети. Иногда мне так кажется.
- Твоя кожа не покрыта складками, как у Виды.
- Может быть, разложение началось внутри. Иногда мне так кажется.
Тареда взяла спутника за руку и прислушалась к ритмам работы его внутренних органов. Они пели очень необычно, разбалансированно, создавая дисгармоничную и странную мелодию.
- С тех пор, как мы познакомились, у тебя внутри ничего не изменилось.
Роги посмотрел на неё недоверчиво, и во взгляде его сочетались недовольство и надежда.
- В любом случае у меня ещё есть время успеть, я чувствую, что есть. Но если бы я начал раньше! Я покажу тебе травы, которые нужно собрать на лугу сегодня вечером, они понадобятся мне для опытов.
Каждый вечер Тареда собирала травы для Роги в закатных лучах. Это было платой за дружбу, а не за знания. Он сидел в траве и смотрел на эти лучи долго, отдыхая, размышляя о чём-то, иногда принимаясь бормотать вычисления. Как-то раз Тареда спросила, почему он не взял с собой бумагу, чтобы вести вычисления и делать заметки о пришедших в голову идеях, как он привык.
- Это не нужно, - ответил тогда Роги. - Я хочу прочистить голову и взглянуть на всё с другой стороны. Если моя идея будет хороша, она не ускользнёт из-за отсутствия бумаги. Я её удержу.
Когда они добрались до полей, заполненных вышками, солнце стояло высоко и трава мерно колыхалась от лёгкого ветра, иссушенная долгим отсутствием дождей. Вышки казались элементами пейзажа, неспособными ожить.
Тареда прикасалась к Роги вопрошающей аурой, ожидая, что он расскажет ей о том, сколько им придётся ждать и какие необходимые приготовления нужно совершить, чтобы провести ритуал, который соединит её сознание с сознанием загадочных машин.
- Нам понадобится помощь. И у тебя как раз есть время, чтобы за ней сходить.
- За кем? - удивилась Тареда.
Она не ожидала, что ритуал будет проходить в присутствии кого-либо ещё, кроме неё, Роги и, конечно, вышек.
- Ты рассказывала мне о том, что среди твоих фей есть те, кто не боится нового. Нам нужна одна из них. Она станет проводником.
Тареда ощутила сомнения. Она понимала, что её общение с чиланами должно быть тайной для её соплеменников, особенно старейшин, которые не одобрят тяги к другой расе, несмотря на общие корни. Привлекать кого-то из любознательной риканской молодёжи казалось ей неправильным. Она не хотела причинять беспокойства кому-либо.
- Я не хочу привлекать их, - ответила она в конце концов. - Позволь мне держать тебя за руку, когда начнётся танец.
Роги нахмурился и покачал головой.
- Как пожелаешь, - согласился он в конце концов.
Танец начался, подобно грозе наэлектризовав воздух. Он был яростным и прекрасным, и Тареда держала Роги за руку, прислушиваясь к его эмоциям и ощущениям в надежде, что её сознание ощутит сознание вышек. Где-то на грани восприятия она чувствовала отголоски их восторга, их небывалой свободы в каждом тяжёлом движении. Она двигалась в шаманском танце в такт сложным фигурам, выделываемым гигантскими металлическими созданиями, она хотела говорить с ними, она вся устремлялась к ним, меняя техники вопроса и повествования, слушания и повеления. Роги не смотрел, как она танцует, он смотрел только на вышки, и лицо его приобретало одухотворённость, которой Тареда не могла увидеть, увлечённая бесконечным предельным напряжением всех своих шаманских способностей. Когда всё закончилось, она упала на траву без сил, так и не услышав их, истощённая и истерзанная. Роги заботливо укрыл её одеялом и задумчиво сел рядом. Теперь она сможет признать, что без помощи не обойтись.

- Ты меняешься. Откройся мне, чтобы я менялась вместе с тобой, - говорила Сири Вайну, соприкасаясь крыльями в полёте.
- Я познакомился со страданием, - рассказывал Вайн, проецируя в сознание возлюбленной образы испытанных им чужих эмоций.
Сири хмурилась, не понимая, но изо всех сил старалась понять и ощутить то, что оказало на него влияние. Гармония жизни и смерти слишком глубоко охватывала её существо, чтобы надорванность или надлом могли её затронуть. Она трепетала, когда наблюдала за охотой хищников, беспощадно разрывающих зубами жертву, но охота ради пропитания не нарушала гармонии леса, она была так же естественна, как осеннее увядание листьев. То, что показывал ей Вайн, естественным не было и оттого ощущалось слишком чуждым, чтобы разделить. Сири выбивалась из сил, пытаясь преодолеть непреодолимый барьер.
- Скоро праздник, - сказал Вайн. - Может быть, среди веселья нам удастся лучше соединиться друг с другом.
Рикане праздновали угасание тепла. Последняя часть лета всегда охватывала свежестью грядущих холодов, и лесной народ воспевал свежесть, вслед за которой придут дожди, которые разбудят осень. В центре поселения на праздничной площади они собрались вокруг высокого стройного дерева, сев вокруг него традиционной фигурой, став живым кругом с косыми лучами, ведущими к центру, и начали свою песнь. Они пели гимн уходящему теплу, сочными нотами среднего тембра, а затем голоса их поднимались вверх, на высоких нотах сожалея и трепеща о нём, а затем спускались вниз, полновесными и глубокими звуками приглашая прохладу вступить в свои права. Они пели, и каждый из них становился частью общего поля радости, вливая свой голос в стройный мелодичный хор, льющий мелодию в такт колыхания листвы, в такт шагам зверей по тропам, в такт течению вод. Особая ясность сознания от объединения с соплеменниками наполняла рикан нестерпимо яркими и чистыми эмоциями, в которых переплетались восторг и сожаление, прощание и приветствие. Сири держала руку Вайна, как всегда, уверенно, нежно и самозабвенно, и в особо острые моменты экстаза объединения сжимала пальцы чуть сильнее.
После празднества они предавались любви, касаясь друг друга так восхищённо, что каждый контакт кожи был невероятно острым.
Когда лучи заката касались леса, наступало время объятий. Те, кто покидал праздничную поляну, возвращались на неё, они подходили к своим соплеменникам и заключали их в шатёр своих крыльев. Сири обняла Тареду, улыбаясь ей и объединяясь с ней, Тареда внезапно поняла, что она решилась.
- Помнишь, я познакомила тебя с Орой?
- Конечно, удивительное создание.
- Сири, я говорила с тобой после того, как ты прикоснулась к вышке. Я встретила тебя в пещере, где прятала девочку чужого народа от дождя. Я думаю, ты предназначена мне, чтобы открыть мне новые возможности.
Шаманка рассказала соплеменнице о том, как пыталась ощутить сознание гибких танцующих металлоконструкций и потерпела фиаско. Она попросила её стать проводником, о котором просил Роги. Всё ещё наполненная праздником и любовью Сири согласилась, не раздумывая.
- Вайн может пойти с нами?
Тареда отрицательно покачала головой.
- Жаль будет с ним расставаться и не суметь разделить то, что я почувствую, - грустно сказала Сири. - Но я постараюсь разделить с ним опыт, когда вернусь.

Сегодня луга были пасмурными, и вышки казались тусклыми, как потерянные обветшалые дома умирающего города, открытого Таредой.
- Скоро они проснутся, - констатировал Роги, оплетая Сири каким-то заклинанием и смазывая её кожу жидкостью из своей пробирки. - Лети к ним, когда я закончу, ты должна касаться их в момент пробуждения.
Сири ёжилась от скольжения пальцев чиланина по её коже. Он казался ей уродливым, и ей было стыдно считать его таким, как в детстве, когда старшие отчитывали её за то, что она ругалась на птицу за то, что та съела жука, за которым девочка наблюдала.
- Ложись на опорную балку, - продолжал свои инструкции Роги. - И держись покрепче.
Тареда почти слилась сознанием с Сири, оставив лишь крошечную часть на поддержание контакта с Роги.
- Ты не должна бояться, - напутствовал Роги юную риканку. - Ничего не бойся. Люби их. Ты должна любить.
Сири понимающе кивнула. Она всегда была наполнена любовью - к лесу, к Вайну, к племени, к травам луга, к птицам и насекомым. Она сумеет любить электровышки, они же так прекрасны.
Когда первая из вышек пошевелилась, Сири и слушавшая её Тареда ощутили лёгкий разряд электричества, защекотавший кожу риканки, прижавшейся к металлической балке. Второй разряд был сильнее, почти болезненным. Тареда с опаской посмотрела на Роги.
- Люби их! - закричал он сквозь скрежет железных суставов. - Люби их всеми силами души.
На третьем разряде Сири стало больно. Тареда, откликнувшись на эту боль, послала Сири мысленный сигнал уходить. Боль мешала ей наслаждаться красотой танца электровышек. Роги осуждающе посмотрел на неё, попытался воздействовать на неё, чтобы остановить. И во время воздействия открылся, невольно позволив Тареде прочитать его замысел.
Сири должна была погибнуть. Стать жертвой, болью и любовью, которой пропитается недоразвитое первичное сознание электровышек, став достаточно осмысленным, чтобы Тареда могла к нему подключиться. И сквозь боль умирания она их услышит. Роги в самом деле старался выполнить её желание, сделать ей приятно. Он знал, что шаманка не одобрит выбранный им путь, и потому не поделился с нею деталями плана. Для него жизнь юной «феечки» ничего не значила, он вообще не придавал значения чужим жизням, несмотря на то, что весьма заботился о сохранении своей. Он верил, что, когда исполнится желание Тареды говорить с вышками, она станет помогать ему ещё охотнее и тогда у него точно получится осуществить задуманное. И он хотел смотреть на то, как будет корчиться страдающая риканка, дитя тех, кто обрёк его народ на вымирание, отвернувшись.
Ощутив мысли Роги, шаманка вложила в ментальную атаку всю силу четвёртого пронзившего Сири разряда и оглушила Роги, отключив его сознание. Она взмыла ввысь, молниеносно бросившись к Сири, которая не могла освободиться и кричала от боли. Магия и мази Роги надёжно удерживали её на балке, не давая ни упасть, ни взлететь. В воздухе сверкали разряды, отгораживая Тареду опасной мерцающей стеной. Расстояние было слишком большим, чтобы нейтрализовать воздействие магии чиланина. Тареда вошла в поле, отключив свои нервы от воздействия боли, и, сконцентрировавшись, накрыла Сири освобождающей магической сетью.
- Лети! - послала она настойчивый мысленный призыв, подкрепив её шаманской магией повеления, которую ещё ни разу не использовала на соплеменнике.
Сири, справляясь с болью, взмыла вверх, прошла, лишь слегка опалив крылья, через поле разрядов и спланировала на траву, после чего потеряла сознание. Тареда, исчерпав запас своей магии, расслабилась и впустила в себя пронзительную боль. Электроразряды пошли по её телу, сотрясая её в такт бескомпромиссно прекрасному танцу, и она билась в них, как пойманный в паутину мотылёк, с распростёртыми крыльями, и кричала пронзительно, но крик её был не слышен среди скрежета металла и треска электричества.
Внезапно вышки остановились, раскинув верхние конструкции подобно раскинутым крыльям Тареды, а затем связывающие их толстые провода захлестнули её, опутав плотным серым коконом. Опутанное проводами тело шаманки бережно опустилось на землю, а затем танец продолжился.
Тареда боролась с болью, и внезапно боль, затмевавшая сознание, прошла, и она услышала их.
«Танцевать – радость, - говорили они. – Танцевать – восторг». «Танцевать, двигаться, нескованными».
Разделив их восторг и исполнив свою мечту, она позволила бессилию охватить себя и провалилась в темноту небытия.

Роги яростно скидывал со стола пробирки, рассыпавшиеся со звоном осколками стекла. После долгого и сложного пути домой с луга, где проходил их неудавшийся эксперимент с электровышками, он нашёл в себе силы вернуться к работе и исследованиям, которые больше не могли поддерживаться риканской магией из-за глупого поведения непонятливой шаманки, и через две недели исследований, на последнем дыхании лета, снова потерпел сокрушительную неудачу. Эликсир бессмертия так и не дался ему в руки, и именно сегодня, после раздумий и стараний он осознал, что его эксперименты и не могут увенчаться успехом. Он посвятил сотни лет жизни тому, чтобы сначала отыскать исследования по генетической модификации, проводимые его недолговечными предками, а затем адаптировать их для себя в надежде обрести свойства организма рикан, которых он был лишён. Он хотел исправить ошибки прошлого и погубил немало своих соплеменников, вводя им экспериментальные лекарства, но, в конце концов, ему удалось продлить жизнь своей младшей дочери, Виды, и она жила в своём старческом угасании в разы дольше, чем все другие его дети и дети других первых потомков. Ему казалось, что успех был близок. До сегодняшнего дня, когда он понял, что ключевую ошибку его формулы невозможно исправить, и он не сможет ни продлить жизнь потомков его сородичей, ни сам обрести силу, которой был лишён. Вся жизнь Роги после ухода Жвеги была сосредоточена на том, чтобы исправить ошибки, приводившие её в отчаяние, чтобы как-то нейтрализовать бесконечную боль от наблюдения за тем, как стареют и умирают их дети и все вокруг. И впервые за долгое время он понимал, что в этот раз уже не найдёт сил, чтобы снова поднять руки и начать поиск с нуля, чтобы строить новые исследования, пользуясь другой отправной точкой. За звоном осколков он не услышал, как кто-то вошёл в лабораторию, надёжно защищённую охранными заклинаниями и охраняемую его верной привратницей. Лёгкий ментальный удар, отсекающий излишнее волнение, заставил его поднять взгляд на гостя.
Перед Роги стояла Тареда. Её аура очень изменилась с их последней встречи, когда он опрометчиво счёл её погибшей. Она была пронизана жёсткостью, которой, на его взгляд, шаманке прежде не хватало, и ощущением заметно возросшей силы. Под её прямым и беспощадным взглядом Роги неожиданно для себя съёжился и пригнулся, виновато глядя на риканку. Несмотря на то, что он был вдвое выше её ростом, он будто бы смотрел на неё снизу вверх, униженно преклонясь перед её горделивой статью.
- Я отведу тебя к ним, - сказала Тареда безапелляционно.
И Роги послушно побрёл за ней по коридорам своего убежища, по-старчески волоча ноги.
На выходе из города их ожидала группа рикан, подхвативших учёного в надёжную и крепкую сеть. Наблюдая с высоты полёта, как пролетают внизу леса, луга и реки, Роги не мог сдержать скупых и горьких слёз. Он так долго мечтал о полёте на собственных крыльях, что лететь на чужих было больнее, чем он мог себе представить.
Снова ощутив землю под ногами, он обессиленно опустился на траву. Доставившие его к электровышкам рикане отошли и исчезли под сенью леса. Тареда же, напротив, выступила вперёд и направилась к ним. Она подняла руки, будто желая обнять громоздкие металлоконструкции, опутанные проводами. И они проснулись в ответ на её призыв.
Роги не верил своим глазам и ощущениям. Он в самом деле ощущал искры сознания, исходящие от вышек, и в самом деле слышал зачаточные мысли, излучаемые ими. Заржавевшие, или окрашенные стойкой предохраняющей краской, они спали большую часть времени, оставаясь памятниками и отголосками ушедшей эпохи, и лишь порой просыпались, чтобы зайтись в бешеном танце, выпуская эманации счастья и восторга. Им нравилось танцевать и они радовались возможности движения как свободе. Свободе воли и права решать, что они могут танцевать. В них не было воспоминаний, не было собственного «я», не было мыслей ни об их создателях, ни об окружающем их мире, лишь танец и восторг. Однако сейчас их сознание было слишком чётким и уверенным, сознание неопытного мыслящего существа, а не дикого зверя. Вышки обернулись к Тареде, они слушали её и отвечали ей. Роги ощутил магию призыва, исходящую от шаманки, и вопреки желанию побрёл по лугу навстречу железным великанам, которые устремили на него свои взгляды, не сулящие ничего хорошего. Когда он оказался в центре, окружённый исполинскими фигурами, манящее заклинание отпустило его, но он не стал предпринимать бессмысленных попыток побега. А Тареда взмыла ввысь и закружилась среди своих новых друзей, призывая их к танцу. И танец начался. Электоразряды сверкали, удары сотрясали землю, и вышки гнулись в такт, выбрасывали части конструкций вперёд, в экстазе принимая на мгновение причудливые позы, а затем снова возвращаясь в движение. Они танцевали самозабвенно и восторженно, как всегда, и Тареда танцевала с ними, разделяя их кипящее счастье. Когда часть многотонной конструкции обрушилась на Роги, превратив его в бесформенную кровавую массу, их танец не замедлился ни на мгновение.

продолжение в комментариях

@темы: творчество

---

коленями

посвящается

зефиркам

ficbook.net/readfic/7435699/18936992#part_conte...

Начинается путь, тяжело опускаюсь на кресло. Запираюсь от мира вокруг, его душных и тесных объятий. Уношусь в ощущенье движенья, стремительной гонки, ухожу в мерный ритм, словно двигатель мне подыграет.
Ловлю жадно лёгкий поток дуновенья. Может быть, сможет он подарить мне прохладу.
Ощущаю, вопреки панцирю, прикосновенье. Слишком лёгкое, чтобы нарушить картину. Слишком цепкое, чтобы увлечь за пределы, чтобы снова вернуть ощущенья удушливой пытки.
Мы сидим, и твоей обнажённой коленке неуютно, прижавшись к моим толстым джинсам. Неспеша отстраняюсь и о тебе забываю.
За окном облака, самолёты, лесные массивы. В них я черпаю образы для вдохновения сказок. Филигранно клонится к закату летнее солнце. В уши льются истории, ритмы, мотивы.
Каждый раз, каждый день это новые нотки маршрута и когда-то забытые тёплые старые песни.
Я смотрю, как меняется всё день за днём, год за годом. Продолжительность жизни я мерю размером деревьев. Некрасивых домов, рождённых у края дороги.
И не думаю, часто ль ты видела сосны, что стоят слишком близко друг другу перед берёзовой рощей. Просто снова рывком возвращаюсь в телесность касаньем колена.
Пролетают дома, устремлённые ввысь силуэты строительных кранов. Может быть, вдохновенье пути превращается в город. И полжизни спустя не оставит ни капельки леса. Я оплачу тот лес, и останется только небо.
Каждый день совсем разное небо, знаешь? Тщетно пробовать угадать облаков этих форму. Узнаванью нет места в игре их белеющих форм и пушистых перевоплощений.
Тормозим, наперев, устремляюсь навстречу. Ты меня ненавидишь в рамках застывшей секунды. Разочарованно взгляд отвожу и отодвигаю колено. Ты касаешься робко, как будто случайно, неловко. Я тебе благодарен, но не улыбаюсь. Мне внезапно становится жарко от мыслей, касаний.
Я смотрю на цветок красоты в рамках нашего тесного мира. Улыбаясь не мне, говорит что-то в трубку беззвучно. Совершенство её силуэта щекочет, как трепет. И уколы стыда, будто я изменяю - касанью коленей.
Путь идёт только прямо, это трасса без поворотов. Или кажется так, потому что изгибы дороги незаметны, когда бросаешься в них с разбегу.
Столько планов, увы, безвовратно ушедших, пролетают в мгновениях, памяти вспышках.
Например, на той стороне, знаешь, есть мастерская. Там куют так изящно изгибы железных заборов, что порой может показаться, что это искусство, не бизнес. Я когда-то мечтал о девчонке с хвостами, что сидела бы возле их вывески в косплейном костюме. Не сбылось.
Не сбылось, как и мысли о том, как сквозь шум самолётов я смогу насладиться знакомством с другой, нестерпимо манящей девчонкой.
Или сны... Много снов, где сливаешься с тонной металла, ощущая собой направленье её движенья. Чтобы вместо деревьев полосы на дороге.
Я спросил бы наверно, случайно, о чём ты мечтаешь. Может быть, даже жаль, что в этой замкнутой клетке мы немы. А касаньем коленей расскажешь ли разве историй?
Ты беззвучно смеёшься, тебе что-то смешное сказал твой спутник. И, поёрзав, теперь ты отодвигаешь колени. Это слишком интимно, не так ли, ты тоже почувствовала эту нить и неловкость прилюдно очерченной связи.
Посмотри же, там светятся облака, золотисто и ярко, не щурься. Посмотри, как нежно втекает в них небо возле верхушек деревьев. Посмотри, ведь осталось немного.
Мы взобрались на мост отглаженной новой трассы. Обгоняем автобусы, фуру, машины. Смотрим сверху, по-королевски. Колено к колену, ты внутри, так же намного удобней.
В километрах последних надрывнее двигатель рвётся. Недовольно рычит, напряжённо, потом отпускает.
Я касаюсь глазами лица и бесстыдно сверлю тебя взглядом. Отвечаешь смущённой полуулыбкой.
Тормозим, напираю, контакт безрассудно, безжизненно рвётся.
Ты выходишь. Как будто закончилась вечность.

@темы: творчество

---

Мне нравится, когда друзья приходят на чай
С печеньем, или с нахмуренными бровями.
Бросают взгляд или несколько фраз невзначай,
Ласкают или отчаянно хлещут словами.
Люблю, когда между уютом вечерних встреч
И юностью позабытых ночных посиделок
Выходит хоть на мгновенье поймать, сберечь
Застывшую паузу вечности в беге стрелок.
На кухню ночной прохлады впускать поток
С распахнутой и небрежной души балкона,
Курить и не думать, как бы найти предлог,
Чтоб выставить этих незваных гостей из дома.
Тепло и уютно сквозь игру сквозняков
Медитативно мерить кухню шагами
И быт обсуждать, хохотать, проклинать врагов,
По откровеньям и сплетням скользить глазами.
Мне нравится, когда друзья приходят на чай,
Уходят лениво-стремительно на рассвете
В насыщенный зеленью, сочный, цветущий май.
... И жаль немного, что я их пока не встретил.

@темы: творчество

---

Все мы для других - нарисованные нашим воображением образы.
Я люблю и пестую образы, которые рождаются впечатлением и эмоциями, вызванными кем-то.
Ты всегда очаровывала меня - яркая, живая, настоящая. Эмоции, которые я так люблю и которым завидую, всплесками, потоком - такие же настоящие, живые и яркие, как ты сама.
Помнишь, как ты пела, не для меня, просто потому что тебе хотелось петь, а я слушал твой голос, часами наверное, слушал и наслаждался этим ощущением тебя рядом, этих тонких стройных нот, этих касаний таланта и вдохновенья?
Я не знаю, осмеливался ли я мечтать приручить тебя, может быть, я всегда понимал, что мы слишком разные, что я не сумел бы дать тебе то, что заставляет гореть твои глаза.
Когда ты спала рядом, я не мог уснуть, на кончиках нервов мечтая коснуться, окутать цепким теплом объятий. Я видел тебя влюблённой, заражённой вдохновением, я думал о том, как ты смотришь на них - тех, которые кажутся сейчас невероятной и беспрецедентной любовью навсегда.
Я не хотел быть навсегда, я хотел - взгляд во взгляд, и целовать изгиб шеи у основания плеча.
Знаешь, мне всегда было в своём роде легко с тобой, с твоей открытостью, не мне, наверное - всему миру, эта направленность вовне, наружу, удивительно сочетается с тем, как ты выстраиваешь стену, не подпуская близко, удерживая барьеры, не давая узнать.
Скользил иногда через строчки твоей жизни, прислушивался, будто касался незаметно тени твоей - пальцами через стекло.
А потом ты приходила, и воздух вокруг вибрировал в ритме твоей энергии.
Я долго думал, знаешь, как мне сохранить мои образы тебя нетронутыми, и понял в конце концов, что не в моих и не твоих силах их разрушить.
Нет, я не забуду, что ты есть.
Ничего не говори.
Спасибо, что ты была.

---

Иногда особенно болезненно ощущать уязвимость. Как подвид слабости, как крушение мечт, как рассыпающуюся картину не существовавшей опоры.
Уязвимость всегда связана с контактом, с несовершенным, дробящим ощущением неуместности, неприкаянности, отличия, которым нельзя гордиться и которому не доверяешь сам.
Я думаю о колком чувстве ревности, и об уместности терпимости. Я думаю, я хочу детской свободы сказать "моё" и не признавать никаких ограничений. Никакой "свободы другого", о которую нужно запинаться, потому что твоя свобода там кончается. Быть уверенным в своём праве и в том, что другой, другие - признают его.
Мне хотелось бы обнажения, полностью свободного от лицемерия и условностей. Если я делаю кому-то плохо, тем, что плохо мне - имею ли я право страдать? Где проходит граница между тем, чтобы оставаться собой и быть принятым и тем, чтобы жертвовать, между тем, чтобы жертвовать и тем, чтобы следовать своему желанию сделать что-то для кого-то?
Я думаю о том, чего я не выношу... Откуда происходит это неприятное ощущение уязвимости, из желания присвоить, из нетерпимости к тому, чтобы быть брошенным, может быть, не быть признанным и оцененным?
Бывают противоречивые эмоции, сродни смешению боли и удовольствия, когда испытываешь радость и огорчение одновременно, когда будто бы ненавидишь и желаешь зла, и в то же время тянешься чем-то внутренне светлым, ясным, удовлетворённым. И из-за этой внутренней противоречивости нет возможности компромисса обнажения, нет шансов быть правдивым, потому что и ярость неприятия, и жажда злорадства - они живые и правдивые, и также правдива гордость, радость, надежда на лучшее, и радость эта - столь же настоящая.
Внутренние бескрылые метания, антиприятженье, давящий усталостью жар, несостоятельность планов, путы, цепи. Иногда я блуждаю среди тысяч давно прописанных, установленных, решённых, обозначенных опор, и думаю об их иллюзорности, о том, насколько каждая из них и все они вместе взятые лишены внутреннего содержания.
Как не говорить о неважном, когда важное у каждого своё?

---

Когда я читаю что-то вроде этого killpls.me/story/22257 меня это бесит.
Как питаться 2 недели 2 людям на 2500р?! Да шикарно питаться.
Каждый день на завтрак молочная каша со сливочным маслом и яблоко, на обед - овощной суп и рис/греча с котлетой, на ужин снова рис/греча и салат из моркови/редки/капусты/свёклы. Куча белков, витаминов, углеводов итд. Это конечно может не соответствовать изысканным вкусам или желанию полакомиться или побаловать себя, но это не голод вообще ни разу и не повод для желания умереть.

---

Полчаса

"кстати, всякие бытовые дела можно делать в наушниках, тогда, за счет музыки, которая дает дополнительную энергию, они не кажутся превозмоганием"

Повторений не бывает, бывают только отзвуки, струны, зацепившие образы. Иногда мне кажется, что эти образы, истории, рассказываемые в той или иной форме снова и снова - это просто набор шаблонов, набор неразрешимого, невоплощённого, недомечтанного.
Моя маленькая девочка, на которую я смотрю сверху вниз, и поражаюсь её мудрости, её спокойствию, её способностью принимать. И её обезоруживающие, чистые и наивные сентенции рушат мои коварные планы, и мои отмеренные шаги, и приводят в оторопь. И я, уверенный, что смогу завоевать, покорить, начинаю поклоняться, боготворить её, разоружённый закоснелый циник, коснувшийся задумчивой свежести чужого сознания.

"Полчаса, отведенные на войну,
Я проспал: ты любила меня во сне.
После многие ставили мне в вину:
Поражение. Раны. Кровавый снег.
Я не лгал оправданиями и не
Говорил о тебе тем, кто знал, как жить
И проспал бы снова, случись войне
Продолжаться. Ты снилась бы мне? Скажи... "

И такая безысходность невозможности, недостижимости, неразделённости в том, что наяву ты, мечта моя невымечтанная, игра больного сознания, не можешь любить меня, что от всех свершений отречься готов за несколько капель иллюзии и готов, наверное, уронить всё любовно отстроенное здание разрушения или завоевания мира.
Болезненное чувство вины, запретности, недоверия к себе и праву видеть тебя во сне, и ни слова, ни звука - к чему пустые оправдания. Каждый раз сталкиваясь с попытками объяснить тем, кто и так уже всё знает, то, как знаю что-то я, даже если речь идёт обезупречно, уверенно логичных моментах, я сожалею - о, сколько энергии в пустоту. Всегда можно вывернуть очевидный факт вверх дном, разлохматить изнанку, исказить, истерзать исходные данные неравенством и несоответствием определений, и стройная структура рушится.
И робкая вера в то, что ты снизошла, выбрав сама мне присниться - скажи, дай мне это право, подтверди, что ты приходила, что ты придёшь. Уверенность, что чары сновидения, опутавшие изнутри дымкой будто бы нерождённые эмоции, слишком значимы - это попытка убежать или попытка вернуться?
Как много ещё осталось неописанных поворотов в этой старой, уверенной, повторяющейся истории вероятностей. Как много раз я смогу ещё её рассказать...

@музыка: Ночные снайперы - Полчаса

---

укуренные откровения шамана

Раш-Хал-Ар

Терпко пахли собранные на десяти полянах десять трав, аккуратно разложенные среди ритуальных камней. Внутренние токи энергии уравновешены, настало время начать беседу с духами, которая поможет разъяснить духовные противоречия, усмирить колыхания волн ярости, будоражащей изнутри и мешающие постижению магии и собранности в бою.
Закрыв глаза, орк приступил к чтению заклинания призыва, которое объединит его с первым из пяти духов, к которым ему предстоит обратиться во время ритуала. Тёплые красные волны наполнили его изнутри, неровные и сильные, пробуждающие эмоции, обостряющие зрение, увеличивающие силу. Ащхгралв, дух ярости, вступил в свои права. Он говорил на языке битвы, и к нему обращались шаманы, чтобы наделить соратников боевым пылом берсерка. Арщгралв не знал покоя, не ведал милосердия, в дыхании его не было целеустремлённости или воли к победе, только чистая, прозрачная и всепоглощающая ярость, квинтессенция безумного исступления, волнами бешенства сметающая всё на своём пути. Сознание орка, освобождённое от всех пут, наполнилось яростью духа. Он призывал убивать, кромсать, выжигать, растерзать всё то, что держит и не даёт свободы. Внутреннее свечение шамана окрасилось красным, пульсирующая кровь окружила мысли изнутри, дыхание стало прерывистым. Уединённость во время ритуала не допустила иных жертв, кроме пламени, вырвавшегося с кончиков пальцев и опалившего траву в сдерживающем круге призыва.
"Отпусти, не держи, бей!" - был совет духа.
Услышав его, орк отпустил Ащхгралва и освободился от его воли. Следующим шагом был переход от ярости к смирению, от Арщхгралва к Ортриху. Ритмичное успокаивающее дыхание, немного сосредоточения, терпкий вкус люцерновой травы, и на смену успокоенному бешенству приходит покорность, души шамана касается тихий, кроткий дух, вкрадчиво признающий его силу. Ортрих не учит, Ортрих покоряется. Беседуя с ним, шаман проникается осознанием несовершенства, принимает недостижимость идеалов, пьёт его кротость, как чистую воду свободы от соблазнов. Орк принял Ортриха, как ведомого, и повёл его по лабиринтам своих переживаний, в которых запутался и из которых хотел выбраться посредством ритуала. Ровной блёклой голубизной засиял его разум. Каменные завесы затрепетали лёгкими воздушными переплетёнными нитями. Ритмичными стихами из несуществующих слов утешал шамана дух смирения, тихо следуя за ним. Лёгкий шёпот Ортриха окутывал мягко, и удивлялся шаман отзвукам воспоминаний о том, что мог считать себя правым в осуждении, достойным огненной силы Паагрио, о том, что духи - пособники его власти, а не равноправные партнёры в магическом искусстве.
"Верь себе", - пролепетал Ортрих, - "слышь себя".
Шаман прервал их связь с лёгким сожалением. Но он знал, что для обретения внутреннего равновесия смирения недостаточно. Слишком хрупки его путы для его мятежной души. Он прочёл слова призыва духа преград, и оковы мысленного лабиринта вновь обрели плотность. Шаман слился с Ивдхом, и грани его сознания стали чёткими, жёсткими и прямыми. Ивдх помогал осознавать внутренние барьеры, подсказывал, в каком направлении двигаться, чтобы их преодолеть. Встреча с духом преград давалась орку тяжело, он ощущал его влияние одним из наиболее дисгармоничных, давящих, неподходящих. Понимание своих внутренних запретов и важности свободы от того, чтобы сковывать себя собственноручно, никогда не было его сильной стороной. Шаман фокусировал сосредоточенность на том, чтобы рассматривать, ощущать и разгадывать окружившие его незримые стены. Его аура пульсировала неровным песочным цветом с редкими вспышками алого усилия. В памяти возникали и становились чересчур реальными голоса, некогда услышанные и продиктовавшие запреты. Голоса родителей, учителей, наставников, соратников, друзей, - всех, кто когда-то приложил руку к тому, чтобы пояснить, чего и почему ни в коем случае нельзя делать, всех, кто помогал строить внутренние стены. Долго искал шаман огненную линию, которую ему предстояло переступить сегодня, и, когда он ступил в пламя, оно обожгло его незнакомой животной страстью, природы которой он пока не понимал.
"Твой барьер в незнании, перейди черту", - сообщил ему Ивдх, и схлынул, возвращая шамана в ритуальный круг.
Теперь орк отдавался во власть Халга, духа идеи. Его огонь был огнём вдохновения, огнём творческих свершений, он открывал двери между реальностью и фантазиями. Шамана окутали струящиеся сиреневые вихри, причудливо изгибающиеся, танцующие, увлекающие за собой. Соединение с Халгом было полным ярких красок, невероятных и нереальных картин, перемешанных с отрывками испытанного и познанного. Отрывки эти были вывернутыми зеркально, расцвеченными причудливо, искажёнными в той степени, которая отделяла их от идеи событий, от её совершенного и недостижимого воплощения. Халг помогал играть чужими умами, проклинать и благословлять, стирать в порошок, оседающий пылью, и созидать, рождая не существовавшее прежде. Неосторожные шаманы, слишком увлёкшиеся общением с духом идей, рисковали поддаться искушению остаться в его царстве несбыточного навсегда. Орк любил встречи с Халгом, они дарили лёгкость свершения. Он легко различил ответ на свой сегодняшний вопрос. У него был облик обнажённой женщины - хрупкой, цепкой и прекрасной.
"Чтобы успокоить ярость, не всегда нужно убивать", - улыбнулся Халг шаману и растаял.
Подошла завершающая часть ритуала - контакт с духом покоя Тоно, последним проводником, необходимым для разрешения внутренних конфликтов. Тоно уравновешивал советы предыдущих духов, помогал найти точку опоры. Встреча с ним была похожа на бескровное отречение. Открывшись духу покоя, шаман проникся его мудрым безразличием, похожим на тихий отдых на лаврах. Тёплыми пряными волнами потекло по нему чувство отрешённости, и внутренние бури стали не более чем интересной картиной для наблюдателя, не испытывающего сопереживания к событиям, на которые он смотрит. Улеглись страсти, и иссякло преодоление. Густым тёмно-синим цветом стучали удары сердца. Шаман понял, отчего Тоно выбран последним проводником, его размеренное отдохновение подходило для конца пути - пути ритуала, пути перевоплощения, жизненного пути. Мир Тоно воплощал идеалы самосовершенствования шамана, путь к которым долог и труден. И орку было пока сложно правильно понять, что означают картины, рисуемые его воображением в такт мерному колыханию синих волн. В разговоре Тоно с ним шаман не ощущал ни уверенности, ни снисхождения. Не было ни ведущих, ни ведомых, не было ни превосходства, ни подчинения. Только уравновешенная, спокойная чуткость.
"Твой покой в воплощении", - тяжело и гулко отпечатались в сознании шамана слова духа покоя.
В возвращении к реальности не было больше смятения, сомнений и метаний. Раш-Хал-Ар, ритуал беседы с пятью духами, был завершён, и внутреннее равновесие шамана восстановилось. Он попросил прощения у земли, которую опалил, одержимый духом ярости, полечил её своей магией, накормил семенами будущих цветов и ушёл, неся в себе обретённое понимание и возвращённое спокойствие.

@темы: творчество