[Stranger, lost in the night]

зарисовка по ла2

Ваньцинь вошёл в храм человеческих богов, не особенно проникаясь религиозностью этого места. Он скользнул равнодушным взглядом по немногочисленным молящимся, быстро сориентировался в планировке огромной роскошной церкви и направился туда, где, по словам Изаэль, рыцаря в отставке, с которой он беседовал в деревне охотников, он мог найти Дастина. Приёмная священника была куда в большей степени проникнута духом величия храма, чем скромностью, которая должна была быть присуща священнослужителю. Впрочем, тёмный эльф не столь глубоко изучал религию поклонения Эйнхазад, чтобы разбираться, сколько правды в словах о том, что она призывает к отказу от мирских благ. Он пришёл к Дастину по делу и не собирался  никоим образом судить его. 
Священник поднял взгляд от бумаг, на которых что-то выводил аккуратным почерком, встретился глазами с посетителем. Его взгляд на мгновение подёрнулся тенью недовольства. Ваньцинь отметил это, но не стал придавать значения, может быть, у человека что-то защемило в боку - они такие мягкие и хрупкие, эти создания. Рыцарь вежливо поклонился в знак приветствия. Вернув лицу невозмутимое выражение, Дастин начал:
 - Приветствую тебя, путник. Что привело тёмного воина в нашу обитель? Желаешь ли ты узнать больше о учении нашей веры?
Ваньцинь молча положил на стол перед священником письмо Изаэль. Пробежав глазами текст, Дастин кивнул.
 - Значит, ещё один рыцарь, претендующий на более высокое звание, - задумчиво произнёс он. 
Его взгляд, направленный на Ваньциня, стал более сосредоточенным.
 - Путь рыцаря опасен, даже когда благословение Эйнхазад озаряет его.
Дастин скользнул глазами по латам, скрывающим тело тёмного эльфа, как будто оценивая их прочность.
 - Шесть месяцев назад я отправил на испытание молодого Леона Атебальда, но он пал, сражаясь с орками, обосновавшимися в окрестностях Гирана.
Ваньцинь подавил вздох. Священник смотрел на него выжидающе, и от того, какие слова выберет рыцарь, мог зависеть дальнейший успех его миссии. Судя по скорбной мине, которую состроил Дастин, смерть этого паренька его нешуточно волновала. Или он хотел непременно показать, что это так.
 - Расскажи мне о его смерти, - предложил тёмный эльф сухо, но искренне.
Священник опустил глаза. 
 - Я знаю, что он не вернулся из той битвы, - проговорил он тихо. - Я послал его на смерть! Такой талантливый юноша, подающий надежды, отпрыск именитого рода, который, возможно, до сих пор не получил вести о его гибели. Я не решился...
Ваньцинь слушал, не спуская внимательного взгляда с захлёбывающегося эмоциями Дастина. 
 - Может быть, виной тому орки племени Брека, а может быть, и не они - откуда мне знать? Так много представителей иных рас ходят вокруг! Я вносил в совет предложение отказаться принимать в рыцари...
Он осёкся, обжёгшись о продолжавшие сверлить его глаза Ваньциня.
 - Уходи, молодой рыцарь, - тихо и неожиданно мягко сказал священник. - Я не стану посылать на смерть и тебя. 
Ваньцинь сделал шаг к столу, тяжело опустил на него руку в латной перчатке.
 - Позволь мне разобраться с обстоятельствами смерти Леона, - предложил он. - Мой доспех прочен, но воля прочнее. Я смогу справиться.
Дастин поднял на него глаза, в которых читался испуг.
 - Уходи, - повторил он. - Ты не получишь от меня рекомендацию.
Ваньцинь указал жестом на письмо Изаэль:
 - Но леди рыцарь...
 - Уходи! - больше не скрывая раздражения, заявил священник.
Он презрительно отшвырнул от себя письмо. Тёмный рыцарь подхватил его и сложил свиток обратно в наплечную сумку.
 
К закату следующего дня Ваньцинь снова вернулся в Гиран. Отдыхая от шума толпы, он сидел на ступеньках храма, когда к нему лёгкой походкой приблизился Чэнмэй. Улыбка на лице светлого стала шире, когда он уселся рядом с рыцарем. Улыбка, совсем не подходящая к его возвышенно-ангельской и бесконечно юной внешности. 
 - У тебя наряд запылился, - бросил ему Ваньцинь, стряхивая ошмёток какой-то грязи с роскошного золотистого одеяния жреца.
 - У тебя доспех тоже чистотой не сверкает, - беззаботно пожал плечами светлый. - Как твои успехи, договорился с кем-то, чтобы пройти свои испытания рыцарей без этого вредного священника?
Ваньцинь покачал головой. Два дня он потратил на путешествия, на то, чтобы обходить одну за другой инстанции организаций рыцарей и церковников, но все твердили ему о том, что без рекомендации уважаемого Дастина ему не продвинуться в получении рыцарского звания. Он попытался договориться даже с орками Бреки, которые в самом деле убили того самонадеянного человеческого юнца, Леона, и выторговал у них его останки. Может быть, и не его - как будто они заботились о том, что происходит с трупами их поверженных врагов... Но по крайней мере нашивка от его мундира у них в закромах осталась, поэтому он вполне мог бы убедить совет, что добытые им человеческие кости принадлежали Леону.
Изаэль Серебряная Тень пожала своими широкими плечами, когда он снова явился к ней, чтобы обсудить несговорчивость священника. 
 - Рыцарский кодекс — это всегда миллионы правил. Почему, ты думаешь, я вышла в отставку?
Она поднесла к губам свою толстую трубку, затянулась, выпустила колечко дыма.
 - Я напишу ещё пару писем, расписывая твои заслуги, но сомневаюсь, что это поможет. В любом случае, приходи поболтать, когда всё это закончится.
Рыцарь подмигнула ему и вернулась к созерцанию горных пейзажей, так живописно окружающих деревушку, где она неутомимо продолжала множить свои подвиги после того, как оставила официальную службу в ордене рыцарей.
 - Может ну его, этот рыцарский путь? - предложил Чэнмэй. - Можно боевым танцам, учиться, например.
Ваньцинь толкнул жреца плечом, и тот залился смехом. 
 - Так и думал, ты не согласишься. Весь нерушимый, как скала, - светлый снова улыбнулся, обнажая ровные передние зубы, которые показались на мгновение кровожадно острыми. - Ладно, давай я поговорю с этим священником, как ты говоришь, его зовут?
 
Дастин как раз собирался покинуть свой рабочий кабинет и отправиться на отдых, когда услышал осторожный, вкрадчивый стук в дверь. Он подавил раздражение от прихода позднего просителя и пригласил его войти. Перед ним предстал непревзойдённо красивый и изящный, впрочем, как большинство из них, светлый эльф в облачении жреца. Он выглядел юным, почти ребёнком, но у этих долгоживущих созданий впечатление о возрасте всегда обманчиво. Впрочем, нашивки на одеяниях эльфа говорили о том, что он ещё не достиг звания старейшины, а значит, сан Дастина был выше.
 - Приветствую служителя Евы в обители Эйнхазад. Да будут наши богини благосклонны к нам обоим, - поприветствовал своего гостя Дастин.
Эльф почтительно склонил голову. 
 - Уважаемый коллега, - произнёс он. - На днях к Вам приходил один тёмный рыцарь. У вас возникло... недопонимание. Я пришёл попытаться убедить Вас изменить своё решение.
Дастин тяжело вздохнул, принимая непреклонный вид. 
 - Неужели Вы не понимаете? - обратился он к Чэнмэю. - Тёмный эльф, который хочет идти по пути рыцаря, это недопустимо. Моё слово имеет недостаточно веса в совете, чтобы изменить этот порядок раз и навсегда, но я всё же пользуюсь немалым уважением среди коллег, чтобы препятствовать, как могу, тому, чтобы те, кто следует путём тьмы и проповедует ересь, не могли войти в число уважаемых членов рыцарского ордена. 
 - Так значит, - отозвался светлый, запечатывая дверь за своей спиной заклятием, - дело вовсе не в том, что Вы не желаете посылать никого на смерть или излишне взволнованы смертью какого-то мальчишки, убитого орками?
Дастин сокрушённо покачал головой.
 - Разумеется, смерть Леона не могла оставить меня равнодушным. Я возношу молитвы Эйнхазад, чтобы душа его упокоилась с миром.
Что-то в изменившемся выражении лица светлого жреца вызвало у Дастина смутное беспокойство, но он не успел дать ему волю. Эльф приблизился молниеносно и неслышно, и холодный металл лезвия его ножа коснулся шеи священника.
 - Подходящее время для молитвы, - с усмешкой проговорил так и не представившийся оракул.
И заклинание древесных пут сковало священника, связало, не давая пошевелиться.
Нож делал больно. Сначала тонкими, игривыми порезами рассекал кожу на шее, выпуская капли пачкать церковное облачение. Потом, не получив никакого отклика, кроме участившегося дыхания, принялся погружаться глубже, мешая дышать. Он был слишком острым, чтобы делать по-настоящему больно, и Дастин поблагодарил за это Эйнхазад за мгновение до того, как захлебнуться фонтаном крови, брызнувшей из артерии. Когда тьма небытия была уже достаточно близка, чтобы избавить его от страданий, он почувствовал, как целительная сила заклинания жреца окутывает его. Дастин попытался отвергнуть эту силу, но она была неумолима, сращивая сосуды, останавливая кровотечение, она охватывала его, сламливала его сопротивление, заставляла продолжать дышать и оставаться в сознании. Нож полоснул по лицу, вычерчивая будущий шрам наискось от лба до уголка губ. Дастин не смог сдержать крик, когда лезвие надрезало глазное яблоко.
 - Как насчёт рекомендации, - весело, почти смеясь, поинтересовался эльф.
 - Тебя извратили, заставили отступиться от учения Евы. Ты только делаешь меня увереннее в моём мнение, что тёмным не место...
Нож скользнул от подбородка к горлу, перерезая связки, обрывая слова, а затем тёплая, светлая магия эльфов снова заскользила по иссечённым органам и надорванной коже, заживляя, но не избавляя от боли, тянущей, липкой и горячей, как кровь. Рукоять надавила на рассечённый глаз, выдавливая его, разрывая держащие его мышцы, а затем ловкие длинные пальцы разомкнули веки и вытащили его остатки из глазницы. Взор застило красным, горячо и невыносимо. Дастин попытался закричать от смеси боли и ужаса, но лишь глухое булькающее шипение вырвалось из разрезанного горла.
 - Смотри, - предложил эльф, размыкая сжатые веки второго глаза. - Я могу это починить. Пока что. 
Перед плывущим взором Дастина покачивался на измазанных в крови донельзя изящных эльфийских пальцах его собственный левый глаз.
 - Как насчёт рекомендации? - спросил эльф, перекатывая орган между пальцами. - Кивни, если уже готов согласиться.
Дастин отчаянно помотал головой. Он решил, что его смерть от рук этого фальшивого служителя Евы сделает его мучеником и заставит совет серьёзнее отнестись к не раз высказанным им опасениям.
 - Всё ещё нет? Ладно, - эльф бросил глаз куда-то в сторону, как не нужную больше игрушку. - У нас ещё вся ночь впереди.
Улыбка, которую Дастин слышал в голосе жреца, звучала почему-то страшнее, чем касания лезвия.
 
Священник сопротивлялся так долго, что Чэнмэй уже начал подозревать, что истязания доставляют тому не меньшее удовольствие, чем ему самому. Когда он поправил ему изрезанные связки, Дастин всё ещё сдерживал крики, даже когда нож входил в плоть по самую рукоять. Он начал кричать только когда лезвие вошло под третий ноготь, а затем, как и предыдущие два, как рычаг, вырвало его из плоти. Его опутанное корнями тело начало сотрясаться в конвульсиях, из носа потекла кровь. Чэнмэй озабоченно приложил ладонь ко лбу священника, ощупывая своей магией нервы и мозг, а затем аккуратно послал исцеляющее заклятье, продолжая удерживать пытаемого на грани, с которой ещё можно вернуться. Но священник не перестал кричать. Его крики могли бы поднять на ноги всю церковь, если бы эльф предварительно не озаботился задействованием звукоподавляющего артефакта. Снаружи комната была погружена в гробовое молчание, и стены её не выпускали наружу ни звука. Но изнутри она полнилась болью, извергаемой волнами, полнилась ужасом, который уже не имел ничего общего с моральной стойкостью или готовностью принять мучительную смерть. Кожа лентами отделялась от плоти, мелкие кости крошились в пыль, связки надрывались, но потом снова срастались под действием магии Евы, оставляя мучительный ноющий отзвук, от которого священник, возможно, не избавится никогда. Чэнмэй наслаждался. Он почти забыл, зачем пришёл сюда, когда Дастин во время паузы, требующейся для лечения, пролепетал что-то, что отдалённо походило на членораздельную речь.
 - Что ты сказал? - переспросил эльф, наклоняясь к потрескавшимся губам священника.
 - Я подпишу… - с трудом выплюнул Дастин.
 - Сразу бы так, - улыбнулся Чэнмэй. - Подожди немного, я тут приберусь, чтобы кровью на рекомендации не накапать.
Сонное заклинание мягко и нежно опустилось на измученного священника.
 - А про глаз я пошутил, - заявил Чэнмэй, забирая аккуратно свёрнутый свиток с рекомендацией. - Конечно, его ещё можно было спасти.
Обессиленный Дастин коснулся повязки на левом глазу и с удивлением нащупал под ней упругое глазное яблоко. Светлый жрец ожидал, что тот спросит, вернётся ли зрение, но, похоже, священник был слишком измучен, чтобы задаваться подобными вопросами. Его тело он привёл в порядок, а что будет с его душой - до неё эльфу не было никакого дела. 
 - Ладно, ты поспи ещё, может подумаешь потом, что кошмар приснился. Спасибо за письмо.
 
 - Представляешь, он собирался послать тебя за тридевять земель на остров людей с похоронкой об этом... как его там, - рассказывал Чэнмэй Ваньциню в комнате таверны, где тот остановился на ночлег.
 - Леона Атебальда, - подсказал тёмный.
Чэнмэй пожал плечами, выражая всю глубину своего равнодушия к имени погибшего юноши.
 - Я поеду, - неожиданно сказал Ваньцинь.
 - На кой? - уточнил жрец.
 - Дастин так и не решится рассказать его родичам о его смерти, зря ждать вестей будут. А мне несложно побыть вестником несчастья.
 - Как хочешь, - бросил Чэнмэй. - Ну, ты уезжаешь, а я тут посплю, ты не против? - уточнил он.
 - Оставайся сколько хочешь, - кивнул Ваньцинь, укладывая рекомендательное письмо в сумку и собирая прочие вещи. - И спасибо за то, что поговорил со священником.
Чэнмэй махнул рукой.
 - Не за что. Я получил удовольствие от нашей беседы.
 - Не сомневаюсь, - улыбнулся ему Ваньцинь, закрывая за собой дверь комнаты.
Ему предстоял неблизкий путь.